Наше участие в Евхаристии происходит в русле церковной традиции. Эта традиция включает в себя:

• понимание этого Таинства;

• следующее из этого понимания отношение к нему и

• сложившийся под их влиянием порядок действий христианина, желающего принять участие в Таинстве.

Важнейшей стороной в понимании Евхаристии является мистическая. То есть – непостижимая ни разумом, ни обыденным сознанием, но открывающаяся лишь верою. Причащающийся Тела и Крови Спасителя должен иметь в сердце веру, что:

• именно такое общение и передал нам Господь через посредничество церковного Предания;

• это действие неотложно составляет ядро духовной жизни Церкви в целом и каждого христианина в частности со времен Тайной Вечери;

• именно участием в Евхаристии совершается дело спасения человека и человечества от господства греха и смерти в жизнь вечную, в Царство Божие;

• воплощение Бога в тварном мире, совершившись однажды в Рождении Сына Божия от Девы Марии, постоянно совершается в Церкви через приобщение верных Плоти и Крови Иисуса Христа – Сына Божия;

• соборность, святость, единство и апостоличность Церкви выражаются и созидаются в совершении этого Таинства.

В отношении к Евхаристии можно обозначить следующие важнейшие черты:

• благоговение перед великой тайной обожения человека, совершающегося в Евхаристии;

• стремление быть не просто благоговейным наблюдателем, а трепетным участником Таинства как можно чаще;

• страх потерять право на участие в Евхаристии и страх недостойного участия в ней, которое может быть выражено в формальном и механистичном подходе, в недостаточности и нецельности участия в Таинстве, в бесчувствии и невосприимчивости изменений, должных произойти в душе и жизни христианина следом за причащением.

Это отношение к Евхаристии проявляет себя, в частности, в чувстве вины, когда христианин остается в стороне от участия в Таинстве, будь то отсутствие на службе в назначенный день или пребывание в храме, сопровождающееся лишь наблюдением со стороны за тем, как причащаются другие. Сердце христианина терзает мысль о том, что Господь приготовил и предложил тебе самую важную трапезу в твоей жизни, а ты не испытываешь в душе ни восторга, ни стремления вкусить ее; что большая часть твоих душевных сил дремлет и не рвется на эту встречу, что в душе нет вожделенной цельности, когда сердце стремится к тому, что ум познал как благо, но происходит как обычно: умом понимаю, а сердце молчит.

А бывает и обратное: сердце стремится, а ум изобретает какие-то нелепые отговорки: мол, нельзя так часто, а я зубы почистил или лекарство святой водой запил ночью, и не все грехи исповедал и вообще недостоин, недостоин… Словно бы Господь не грешников пришел призвать.

Таким отношением к Таинству обусловлены форма и порядок действий, через выполнение которых христианин вступает в число верных, приходящих к Чаше. Здесь следует назвать:

• Трехчастную подготовку – говением, молитвою, испытанием совести – предшествующую литургии, на которой совершается причащение;

• Глубокое сосредоточенное участие в последовании богослужения, венчающемся литургией;

• Благочестивая жизнь между участиями в Евхаристии, проводимая в напряжении всех духовных сил. Об этих действиях, о подготовке к святому причащению, мы продолжим разговор в следующем выпуске.

Из принятого общецерковного документа можно выразить несколько правил, имеющих целью обозначить общий дух, главную тенденцию в формировании состояния души, в котором христианин приступает к Причащению.

Во-первых, я бы обозначил необходимость вдумчивого со стороны мирянина подхода к подготовке. Эта вдумчивость подразумевает знание принятой практики и понимание меры своих возможностей, обусловленных как духовным, так и физическим состоянием; а также умение правильно учитывать внешние обстоятельства. Однако чтобы обезопасить христианина от ошибок, связанных с неверной оценкой своих сил, а также с целью не дать повода к развитию самонадеянности, церковь рекомендует испрашивать совета у своего священника (духовника, если он есть, или приходского священника). Я бы назвал это качество «самокритической рассудительностью».
Далее, следует понять, что продолжительность и мера напряженности в подготовке к Причащению прямо зависят от частоты. Чем реже, тем более стоит потрудиться. Если же христианин проводит в аскетическом подвиге всю свою жизнь или какое-то продолжительное время (многодневного поста, например), то он не нуждается в дополнительном труде, достаточно лишь соблюсти Евхаристический пост и тщательно испытать свою совесть: не требует ли она очищения в покаянии. Впрочем, (для желающих) в жизни всегда есть место подвигу… Чувство меры – вообще одна из ключевых добродетелей. В данном случае подразумевается, что подготовка к Причащению обязательно должна быть сопряжена с духовным усилием, с трудом – с одной стороны. Однако мера этого усилия должна порождать в душе и в теле состояние бодрости и подвижности и, ни в коем случае, не подрывать здоровья, обессиливая нас перед задачами повседневной жизни – с другой стороны. Понимая, что чувство меры надлежит развивать, следует начинать с малых усилий. Пусть лучше на последние дни поста останутся силы для дополнительных подвигов, нежели в эти дни придется послаблять (либо вовсе отменять) пост, перед угрозой болезни и истощения.

Это касается и продолжительного молитвенного правила перед причастием: обязательным является Последование ко Святому Причащению для взрослых людей (канон и молитвы), все другие рекомендуемые молитвы и каноны следует выполнять в меру приобретенного опыта.

 Особо хочу сказать о детях. Наша задача — воспитать в них трепетное чувство к Таинству, будь то Исповедь или Причащение. Я призываю родителей бояться всего, что может привести к механистическому исполнению ребенком своей роли в Таинстве. Неверно, если вы приводите ребенка, но сами не участвуете в Таинстве. Не может ваше безразличие к чему бы то ни было вызвать в ребенке благоговейного отношения к этому же. Причащайтесь вместе, ходите на исповедь вместе. Когда ребенок будет видеть, как меняется выражение ваших глаз и черты лица, чувствовать, как преображается ваша душа от участия в Таинстве, он будет воспринимать сокрытую в нем тайну, и это станет для него путеводной нитью к Богу. Очень прискорбно слышать на исповеди «пьесу для механического пианино» в исполнении ребенка, который когда-то искренне трепетал, стоя перед Евангелием, плакал о своих проступках. Частое называние одних и тех же проступков, ставших привычкой, притупляет чувство стыда за грех. Исповедь должна обозначать решительный шаг в борьбе со своими слабостями, а Причащение должно быть источником сил, укрепляющих нас в этой борьбе. Если борьба отсутствует, если вы не создали для ребенка условий духовного возрастания, то возрастания не будет, и Таинства окажутся бессильны. Это так и называется: «бездейственное Таинство». Душа черствеет, замыкается и озлобляется на ваши попытки насильственного в нее вторжения, даже если вы пытаетесь вторгаться в нее Божией благодатью. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». В отсутствие этой жажды может получиться духовное «несварение».

Тот, кто думает, что Таинство «работает» «несмотря и вопреки», подрывает самые основы духовной жизни: только сознательное стремление к Богу, выраженное в действии, может привести к Нему. По мере формирования сознания ребенка оно должно включаться в эту работу и производить действие, а не слова. Да и раньше, пока он еще не имеет своего сознания и волевого усилия, Таинство «работает» по мере усилий в вашей собственной духовной жизни, а не по мере одного лишь желания, чтоб «ребенок вырос хорошим», которое зачастую ошибочно называют верой в действенность Божией благодати.

Я вспоминаю одно наблюдение, редкое, но, на мой взгляд, очень знаковое, обнажающее самую суть явления. Однажды исповедовал одну молодую маму. Исповедь была очень искренняя, с болью и слезами. Такая исповедь обязательно приносит душе обновление. Женщина плакала, а ее маленькая дочка лет семи-восьми смотрела на это круглыми глазами. Что испытывает любящий ребенок, когда видит, как мама плачет? Мне иногда кажется, ребенок должен бы меня возненавидеть, что я терзаю до слез его маму, но ведь, с другой стороны, мама сама пришла сюда. Что происходит? Но вот я читаю разрешительную молитву, мама целует Евангелие, Крест, принимает благословение и отходит к ребенку. Девочка смотрит на нее во все глаза, и видит совершенно необычную картину: в глазах мамы нет того, что бывает у человека, которого мучают и пугают. Я вижу, что ребенок не понимает умом, что происходит (а понимают ли это взрослые?) и как себя вести. Она тянется к маме, берет ее руку обеими руками и прижимается к ней. Как это естественно для любящих людей. И мама отвечает ей так же искренно и просто: прижимает к себе ласково и виновато. Ребенок-то не знает, а мама только что просила прощения за то, что не умеет любить свое дитя так, как хотелось бы и как это нужно. Мама только что сделала свой шаг навстречу этой любви, и ребенок на этот шаг откликнулся всем сердцем. Господь сейчас подтолкнул их в объятия друг друга, Сам обнимая обеих.

Я рассказываю взрослым во многих ученых словах на воскресной школе о том, что такое Таинство, а ребенок только что воспринял эту тайну своим сердцем без всяких слов. Я верю, я убежден, что после таких переживаний у этой девочки останется ощущение прикосновения к Тайне, которая умножила их взаимную любовь. Как вы думаете, захочет ли она еще раз поучаствовать в этой тайне? И я все время имею перед глазами совсем другой опыт. Мы привозим наших гимназистов на Великие праздники в храм. Дети того же возраста сбиваются тесной кучкой на исповедь. Они возятся, толкаются, разговаривают, смеются, ожидая своей очереди. Под моим строгим взглядом пытаются изобразить серьезный и «правильный» вид, но уже через несколько секунд все происходит так же. А потом ребенок подходит ко мне и «отчитывается о проделанных грехах». После чего возвращается в такую же тесную кучку из уже «покаявшихся», сформированную в другом месте. Пережил ли он сегодня тайну любви? Был ли у него вообще сегодня шанс посмотреть в глаза, ожившие этой любовью к нему, как глаза той мамы, промытые слезами? И я все время задаю себе вопрос: а не стал ли и я соучастником обмана, когда ребенку рассказали и даже подвели к самому главному, но не дали возможности приобщиться. Всетаки дети до определенного возраста принимают лучшее в этом мире из рук (из глаз, из улыбки…) своих родителей. А родителей тут и рядом не стояло, они на работе. Зачем?

Протоиерей Андрей Скрынько

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.