Говорить и писать о посте в современную эпоху особенно трудно. Сложность здесь заключается не в богословской нагруженности и многослойности  явления поста, а в чрезмерной обсуждаемости и публикативности темы. За массой статей и заметок самого разного качества и содержания зачастую трудно почувствовать и рассмотреть принципиальные смыслообразующие акценты. Рекомендации, касающиеся видов постной пищи, степени и меры воздержания, тонкостей личной аскетики, участия в богослужении и проч. научают верующего несению постной дисциплины, более-менее адекватной  уставу. Но при этом подобные советы практически не формируют устойчивой внутренней интуиции, распознающей подлинный духовный смысл постного усилия. Перед постом нужно уметь предстать личностно. Постный подвиг должен быть в своих конкретных смыслах понятен и открыт для христианина. Христианин же призван вместить в себя эти смыслы, как бы обнажить бытийный центр своей личности навстречу надвигающейся реальности поста.

Здесь стоит сказать, что в пространстве христианской веры любое явление духовного порядка (будь то пост, молитва, заповедь и т.д.) всегда конкретно в своей обращенности к верующему. То, что я могу принять в качестве сегодняшней меры христианского усилия, должно передо мной обозначиться в живом и реальном призыве к движению и прорыву. А если прорыв действительно осуществился, то он не может не принести плода, качественно формирующего новую меру предстояния Богу. И, напротив, отсутствие плода свидетельствует о ложно выстроенном  духовном усилии.  К примеру, невозможно быть верным библейской заповеди, если эта заповедь не вышла за пределы текстуальной формулировки и не прорисовалась в твоей христианской совести как актуальная и внятная задача для преодоления собственной ущербности. Здесь и сейчас. В этом смысле мир христианской веры духовно диалогичен: призыв, обращенный от Бога к христианину, должен быть им целостно воспринят через духовные формы, составляющие мое сегодняшнее «хождение перед Богом».

Через призму подобной личностно воспринимаемой диалогичности и должна определяться задача вхождения в пост. В какой тональности и с какими акцентами может перед моей христианской совестью открыться грядущий пост? Как этот пост будет конкретно соотнесен с моим христианским призванием? Сможет ли искомая мною мера близости к Богу сделаться для меня наличествующей реальностью? А главное, решусь ли я прочесть и принять исходящие от Господа Бога призывы?  Ведь Иисус Христос не случайно предваряет Свое служение постом. Он к этому служению был призван Небесным Отцом. Он и Сам его жаждал. Но прежде служения Он должен быть испытан. Постом. И так, чтобы не заглушить Божий призыв к служению, но предельно открыться перед ним, отсекая альтернативные пути как бы служения как бы Богу: «если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (Мф.4:6).

Пост нужно начинать с вопросов о его смысле и качестве, а не с составления меню и выстраивания особого режима посещения храма. Переход христианина от непостного ритма жизни к постному ни в коей мере не подобен переключения ноутбука со сбалансированного режима питания на экономичный. Хотя чаще всего верующие ищут именно подобной легко встраиваемой в жизнь переходной формы, забывая, что источник питания остается, к сожалению, прежним, не евангельским. «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих»  (Мф.4:4). Так Христос во время собственного поста сформулировал его основной акцент. Но почему-то эта Христова аксиома, открывающая норму христианского самопревосхождения, так и не расслышана по-настоящему христианами, по-прежнему продолжающими во время поста жить именно хлебом, именно одним, лишь уменьшая его количество и калорийность.

Не менее важно абстрагироваться от столь привычной современному православному сознанию игровой реакции на приближение поста. Считается чем-то обязательно-благочестивым перед каждым постом испросить типичных духовных советов о том, как и по какому уставу лучше поститься. Подобные вопросы вполне понятны со стороны верующего, впервые принимающего на себя подвиг поста. Но очевидно, что и постоянные прихожане наших храмов из года в год озабочены одними же и теми поверхностно-неофитскими поисками постной дисциплины. Монотонно-однозвучные вопросы свидетельствуют о том, что даже искомое подобными вопросами качество поста не достигается верующими. А если и достигается, то ничтожно мало дает духовному центру личности. Если человек ищет путь решения поставленной задачи, то рекомендуемый вариант преодоления проблемы должен быть реально действенным (причем, действенным не только здесь и сейчас, но и с учетом перспективы повторения). Так почему же многие из христиан встречают великий пост с одними и тем же багажом будничных вопросов? Видимо, стоит вспомнить персонажа известного стихотворения С. Маршака, из раза в раз требовательно вопрошающего «что за станция такая?» и каждый раз получающего прозаичный ответ «это город Ленинград». Иллюзия движения обнажается как застой именно тогда, когда вроде бы новый вопрос рефренно сопровождается не меняющимся ответом.

Верующим, ищущим  полноты христианской жизни, все-таки нужно уметь ставить накануне поста перед собственной христианской совестью (а не только перед священником) более зрелые, глубинно-экзистенциальные вопросы. Вопросы, провоцирующие действительное внутреннее движение и пробуждение духа. Собственно говоря, ответ на такие вопросы дается совсем не священником, а внутренним свидетельством христианской совести. Здесь не стоит ждать простых одномоментных решений. Хотя, иногда и верно поставленный вопрос уже является ответом.

За 2000 лет христианской истории явление поста претерпело смысловое становление. Открылись новые содержания и значения поста, обозначившие соответствующие цели постного подвига (пост прошел непростой генезис от библейско-раннехристианских форм до исихастско-монашеских). Это осложнило личностный выбор в пользу несения поста. Ведь, помимо того, что нужно избрать из нескольких форм поста аскетически доступный и личностно адекватный для тебя самого путь самоограничения, избранный путь еще и нужно суметь актуализировать как искомую точку роста.

Впрочем, накопленная Церковью гамма постных форм при всем своем разнообразии принципиально едина в трех узловых звеньях, без которых целостное переживание поста вряд ли возможно.

Во-первых, пост должен быть как-то внутренне соотнесен с постным подвигом Иисуса Христа, ведь«Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин.15:5). Пост предполагает не просто диетическо-скорбное подражание Иисусу Христу, а реальное соучастие в том служении Богу и людям, которое Он осуществляет и к которому Он же призывает.

Во-вторых, на памяти всегда должна быть неизбежная логика постного воздержания: время поста – это время отказа от хорошего ради лучшего. Принято считать пост периодом отстранения от греха, страстей и временем более интенсивного погружения в молитвенно-литургическую жизнь Церкви. Для кого-то это может и так. Но все же это намеренно-капитулятивное занижение повседневной жизненной нормы христианина: отдаление от греха («Всякий, рожденный от Бога, не делает греха», 1Ин.3:9) и нормальный ритм молитвенной и евхаристической жизни атрибутируются не только посту, но и христианской повседневности. Иначе рисунок духовного пути христианина обращается в синусоиду с непрестанным чередованием взлетов и падений, что более характерно для языческой религиозности с ее идеей фатально-безысходной цикличности времен и бытийных пространств. Все-таки в чистом виде пост – это отказ именно от хорошего ради лучшего. Мясная и молочная пища, а также некоторые виды жизненной активности, оставляемые на время поста – это не греховные явления. Это скорее тот потенциальный (а для кого-то и угрожающе-реальный) избыток, которым на время можно поступиться ради открытости к чему-то явно и навязчиво не присутствующему в нашем мире. А как именно адаптировать упомянутую логику отказа к собственной задаче вхождения в пост – это дело религиозного творчества каждого христианина.

Ну, а в-третьих, о чем говорилось уже выше, для христианина пост – это всегда пространство перехода от одного строя жизни к другому, от «было» к «будет», от благодушной обыденности к предощущаемой реальности Царствия Божьего. Поэтому пост завершается совсем не разговением на Пасху, которому привычно последствует незаметное возвращение к трафаретному образу повседневности. Пост не может как бы случайно растворится в праздничной тризне. Пост венчается обретением нового качества христианской веры и жизни, дающего преображающий импульс всему непразднично-серому. Подобному тому, как пост Иисуса Христа обернулся начальными словами Его благовестия: «исполнилось время и приблизилось Царствие Божие» (Мк.1:15).

Дьякон Иоанн Логинов, интернет-газета «София»