«Учитель благий! что сотворив, наследую жизнь вечную?»

(Лк. 18: 18 – 27)

Протоиерей Андрей Скрынько о том, чем верующим (и не только) вредны кредиты.

Думаю, что под этим вопросом мог бы подписаться каждый из нас. Но также думаю, что и мысль вопрошающая, и ожидание ответа, и готовность исполнить его будут столь различны, что двух одинаковых сочетаний мы не найдем во всей Церкви, поскольку не существует двух одинаковых людей. Но до какой степени различия может доходить наше соборное единство, не распадаясь? И где грань, очерчивающая единство вовсе не соборное, а как раз постыдное и разрушительное? Для примера: отцы святые говорят о слезах покаяния, но многие из нас на исповеди не плачут. Кого-то это огорчает, кого-то вовсе нет, но это различие нас не разделяет, и исповедь не перестаёт из-за этого быть исповедью.

С другой стороны, большинство из нас жалуется на неумение организовать себя на молитву каждое утро и каждый вечер, или не все мы каждый день прочитываем главу из Евангелия. Однако, хотя это и распространенная черта, но мы с ней отказываемся мириться, ставя себе в вину такое духовное слабосилие. Исповедь во всех вариантах – объединяет нас в Церковь. Отсутствие молитвы во всех случаях – разрушает и ослабляет нашу жизнь и наше общество.

Поэтому хочу вместе с вами рассмотреть диалог, произошедший между этим достойным человеком и Господом Иисусом (Лк. 18: 18 – 27), прочитанный нами в сегодняшнем воскресном Евангелии. Ведь он о нас и для нас.

«Что сотворив… наследую». Я вижу здесь настолько характерную черту, что не могу не обратить на неё внимание. Она подчеркнута здесь формой слова: употреблением глагола совершенного вида в будущем времени: что Сделаю? – сотворю, наследую. Здесь дремучая глубина падшего сознания: как бы сделать и что бы такое сделать, чтобы раз и навсегда получить право и уверенность? И это несмотря на то, что мы знаем особенность нашей веры, внушающей нам: нет такого действия, после которого можно расслабиться и уже ничего не делать. Даже и протестанты, которые считают, что уже спасены, тем не менее, понимают, что делать надо что-то постоянно. А нас и вовсе вера наша учит, что до последнего вздоха не будем знать, что спасены, только верить в это должны, и трудиться ради спасения – неустанно, до того самого вздоха.

И вот на фоне движения, без которого мы не мыслим жизни, мы, тем не менее, ищем возможности успокоится, достичь такого состояния, когда станет возможным движение без усилия. Какая извращенная диалектика: состояние движения без усилия. Но ведь весь наш жизненный опыт вкупе со здравым смыслом говорят о том, что без усилия двигаться можно только вниз – медленно сползая или стремительно падая, но – только и исключительно – вниз. А жизнь дана для движения вверх, к совершенству. Невозможно двигаться вверх без усилия. Чтобы взлететь, надо преодолеть притяжение земли; чтобы летать, надо противопоставить притяжению иную – подъемную – силу. Чтобы возвышаться, возрастать духом, необходимо не просто преодолеть, но постоянно преодолевать притяжение греха («похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую»). Не «что мне сделать», а «что мне делать, чтобы спастись?» (Кстати, потому я и обращаюсь к славянскому тексту, что в русском переводе эта смысловая разница утеряна).

Так ему и ответил Господь: «знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою». И в ответе уже очень внятно звучит, что от человека требуется постоянное соответствие Закону. Не говорится: «уважь (почти) родителей своих», но: «уважай (почитай)». Выходит ведущий на сцену и говорит: «Почтим память павших минутой молчания». Все встают и 30 секунд молчат с серьезными лицами. Затем садятся и на сцену одна за другой начинают выходить разряженные или вовсе наоборот – полураздетые девицы, от одного вида которых тех павших отцов, которых мы только что «почтили», перекосило бы…

Почтение – это когда мы в своей жизни не допускаем того, что порицали почитаемые нами люди; когда мы каждый день стараемся жить достойно, соответственно их делам, их памяти, их смерти, не позволяя себе ничего, что отменит их усилие, превратит их подвиг в бессмысленное упрямство и узколобость.

Но если мы объявили, что мы стали «мудрее» и наши взгляды «шире и совершеннее» (просто потому, что мы – «после них»), то давайте сравним их «закоснелость и твердолобость» с нашей «продвинутостью». Будучи «ограниченными» в своем мiровосприятии верой или идеологией, они, тем не менее, объединили под начало этой веры (или идеологии) шестую часть мiра и много более сотни народностей; создали культуру духовную и материальную, изумляющую всякого непредвзятого исследователя.

Что произвели на свет мы, нынешние «плюралисты с широкими взглядами» после того как развалили, распродали, предали и отбросили то богатство, которое и делает великими наших предков? – Самовлюблённое и оттого вечно недовольно брюзжащее мещанство под маской либерализма; мелочную, насыщенную постыдными страстями псевдокультурную жвачку в подражание голливуду; презрение к самим себе и к своему Отечеству, говоря постоянно: «эта страна, этот народ» обречён постоянно плестись в хвосте прогрессивного человечества (а наши отвергнутые предки там, на небесах, тихо радуются тем временем, что мы так «безнадежно» отстали на пути к гомосексуальному обществу)…

Господь напомнил этому человеку не что иное, как ограду, отделяющую пространство жизни от пространства смерти, греха. Вне этой ограды нет спасения, нет вечной жизни. И услышал в ответ: «Всё это сохранил я от юности моей». Не многие из нас могут похвалиться подобным качеством жизни, но однако на эти слова вместо похвалы Господь произнёс: «Еще одного не достаёт тебе: всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною».

В этом «следуй за Мною» нет никакой статичности, потому что не «садись рядом с моим престолом» слева или справа, а – «следуй», то есть «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Иоан. 5: 17) – и ты делай; «(Я) пришел не для того, чтобы (Мне) служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою», так и вы «любовью служите друг другу» (Гал. 5: 13), и тот, кто душу свою погубит ради Евангелия, тот спасёт её (ср.: Мф. 10: 39; 16: 25; Лк. 17: 33; Иоан. 12: 25).

Жизнь есть движение и не мыслится в покое, как не мыслится река без течения, или: здесь течёт, а здесь не течёт… Река движется в каждой своей части. Где-то быстро и даже бурно, перескакивая через камни и торопясь вперёд так, что не успевает заполнять пустоту за этими камнями; где-то размеренно и мощно, проникая в каждую трещинку, напитывая собою всю землю на многие километры вокруг себя. Так мы в начале пути стремительно и энергично хватаемся за одно и другое, но к концу жизни должны стать основательными и мудрыми, наполняя каждую черточку своей жизни Божиим присутствием. Но именно этого не происходит, точно как и с этим князем, которому оказалось невозможно раздать своё богатство, освободиться от того, что не пускает следовать за Господом, отдать Ему свою душу. Потому что она отдана уже другому господину: житейскому благу.

Вот для примера обычная ситуация: мне очень надо купить новый холодильник, а денег нет; и сыну надо купить новую машину, а у него денег нет; а на работе платят так постыдно мало, что на всё это сразу денег не хватает, и я беру кредит, чтоб его сегодня хватило и на то, и на другое, а потом, завтра, как-нибудь выкручусь… И вот я в этом выкрученном состоянии прихожу в школу, а там вдруг говорят: надо сдать деньги на школьную форму, чтоб заказать на всех сразу, потому что так и дешевле, и надёжнее; и еще на ремонт в классе, чтоб заменить окна, потому что дети мёрзнут… И всякому, кто знает мою ситуацию и смотрит со стороны, понятно, что у меня нет никаких шансов отреагировать адекватно. Потому что у меня нет денег уже на много месяцев вперед. При этом есть холодильник и машина у сына, но нет ни взаимопонимания, ни взаимного уважения с другими родителями, которые придумывают все эти «глупые поборы» для школы…

И что, разве я не в будущее вложил свои будущие деньги? Разве не на благо своих детей потратил их? – возражает такой отец (и слишком хорошо знаю таких отцов). Но не знаю, как объяснить, что то, что не делает нас ближе друг другу, разлучает нас; что вложить сегодняшние деньги в будущую прочность – не то же самое, что забрать будущие деньги и вложить их в сегодняшнюю «основательность». И что, вычерпывая свои будущие, еще даже не приобретенные, силы и средства ради сегодняшнего благополучия, я не укрепляю фундамент жизни и не созидаю надежную гарантию будущего благополучия, а создаю пустоту вокруг себя и впереди себя, и в эту пустоту моя жизнь непременно провалится.

Что я имею в виду?

Пустота вокруг меня – это мой отказ быть участником общего дела (напомню, что по-гречески это называется «литургия», и мы слишком узко сегодня понимаем это слово, замыкая его практически только на одном виде богослужения) из-за невозможности включиться в него, поскольку нечем включаться, ведь я на месяцы – а то и годы – уже лишил себя возможности реагировать на вновь возникающие ситуации, т.е. именно – жить, непосредственно реагируя на изменения действительности, а не выполняя программу, в залог которой отдал своё будущее, не будучи способным отойти от неё ни вправо, ни влево. Разве можно назвать свободным человека, который продал своё будущее за сегодняшнее материальное благо? Разве может человек, истративший жизнь на личное благо, занять уважаемое место среди людей, созидающих от своих средств благо общественное?

А пустота впереди – это когда я месяц проработал, пришёл, расписался за зарплату, но она мне не принадлежит; я, вполне вероятно, даже не подержал её в руках, и не могу от неё уже ни милостыню сотворить, ни на строительство храма пожертвовать, ни для ребенка или жены какую-то спонтанную радость сотворить, потому что всё уже посчитано и всё уже использовано.

А ещё пустота впереди, это когда случилось непредвиденное – заболел, например, и вообще не смог денег заработать, и приходят респектабельные дяди плотного телосложения и описывают твоё имущество, потому что вдруг всем стало ясно, что оно тебе не принадлежит, потому что ты за него так и не расплатился. Но, впрочем, эта последняя ситуация бывает только с полными придурками, а не со мной, таким расчётливым, я-то уж точно ни ногу не сломаю, ни в аварию не попаду, ни с работы не сократят, потому что, видимо, без меня и завод-то работать не сможет…

Кстати, недавно в учебнике по обществознанию прочитал, что принадлежность к среднему классу в Америке определяется количеством долгов – то есть набранных кредитов. Это прямо про нас нынешних: много долгов – значит, живу хорошо… Может, поэтому в жизни нашего общества традиционной русскости уже вовсе не ощущается? Наши предки не только стремились жить на честно заработанное, но даже когда гуляли, то всегда с достоинством говорили: «зато на свои», а тех, кто влезал в долги, особенно ради роскоши и пьяных удовольствий, презирали…

«Услышав слово сие, юноша отошёл с печалью, потому что у него было большое имение» (Мф. 19: 22). И вот, «оставляется вам дом ваш пуст» (Лк. 13: 35). Понимаете: наполнен всяческих земных благ, но – пуст. И этот юноша отошел вместе со всем его имением в пустоту. Потому что полнота жизни и наполненность квартиры «благами житейскими» – вещи взаимно уничтожающие друг друга. Потому что имение многое отрывает человека от Бога так же надежно, как надежно сила притяжения не даёт нам допрыгнуть до пятого этажа, даже если очень надо…

Кажется, всё уже ясно сказал, но закон жанра требует подытожить:

давайте, всё-таки, учиться жить так, чтобы ничто не могло оторвать нас от Бога, чтобы не лишать себя возможности жить и реагировать непосредственно, откликаться на беду ближнего и потребность общества готовностью включиться в общее и нужное дело. Давайте жить так, чтобы не путать благодать с благополучием, чтобы были ценности важнее личного пуза и даже важнее капризов наших детей. Чтобы важнее Царства Божиего был только Сам Бог.