«Я понимаю, что много людей гораздо лучших, чем я, с более безупречной биографией. Но они не хотят. А я рискнул. Чего мне это будет стоить – не знаю», – рассказывает отец Алексий Серебряков о своем решении стать священником. В сорок два года опытный мастер холодильного оборудования оставил возглавляемую им сервисную службу и попросился на какой-нибудь дальний приход. Теперь он окормляет алкоголиков и наркоманов и создает для них реабилитационный центр.

С иереем Алексием Серебряковым, руководителем епархиального отдела церковной благотворительности и социального служения, а по совместительству настоятелем храма во имя святой блаженной Матроны Московской в селе Калтук Братского района, приходов в Большеокинском, Куватке и городе Вихоревка, руководителем Центра во имя святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского чудотворца мы разговариваем о том, почему так круто поменялась его жизнь, как всё успевать, что делать в моменты, когда опускаются руки и многом другом.

– Батюшка, откуда вы родом?

– Я родился в Горьковской (ныне – Нижегородской) области. Наш поселок – Варнавино – назван по имени святого Варнавы Ветлужского. В XVI веке вслед за преподобным Варнавой в этих местах стали селиться другие люди, так и образовалось наше селение. Об этом нам еще в детстве рассказывали бабушки. Они не были особо набожными, но кое-что я от них узнал. Иконы в доме были. Помню, когда деда хоронили, бабушки в черном собирались, псалтирь читали. Помню прабабушку Паню, она приходилась деду теткой, была вдовой и доживала у деда свои дни. Я так ее боялся в детстве – она все время в черное одевалась, из своей комнаты практически не выходила – в молитве все время пребывала, постилась очень строго. Строгой была и к себе, и к остальным.

В нашем поселке до революции было три храма: каменный Троицкий собор, Успенская и Никольская церкви. А само Варнавино тогда городом было. К мощам Варнавы паломничество не прекращалось никогда. Настолько он был почитаем, что люди исцелялись от болезней ног и глаз только по обету сходить к его мощам. К сожалению, мощи его потеряны. Последний варнавинский священник отец Петр в конце 1930-ых годов перед своим арестом укрыл мощи где-то среди захоронений на кладбище. Никто не знает где они и обрести их не могут. Церковь сейчас восстановили, но на другом месте. Потому что на месте Троицкого собора теперь Дом культуры, на месте клабщенской церкви в советские времена была танцплощадка. Мама теперь сокрушается, что танцевали-то на костях. Но кто об этом знал?.. Поселок пообнищал, но жизнь там еще теплится, видимо, по молитвам препободобного.

– А в Сибири Вы давно?

– Да, мне был год, когда меня в Братск привезли. Но мы почти каждый год ездили на родину. Я потом уезжал, жил немного там. Первый раз перед армией. Потом в 2003 году семьей туда перебирались. Прожили там три года. Там у меня появился первый духовник, отец Александр. Вспоминаю его с теплотой, кое-что мне подсказал и открыл глаза, слава Богу.

– Каким был Ваш приход к вере?

– Их было несколько. Семья моя, как я уже говорил, не была православной. Поиски веры были интуитивными и сумбурными. Кто мне что подскажет? Сам Господь через скорби, через личные испытания. Крестился я уже взрослым, вместе с женой, с двумя детьми. Но сейчас с сожалением вспоминаю, что совсем не те причины меня привели к крещению. Помню, тогда нас крестилось очень много. Никакой беседы вообще не было. Жалко, конечно. Хотелось бы мне многое вернуть назад… Но слава Богу, пусть позже, но Встреча случилась.

Где-то с конца девяностых годов мы ходили в храм довольно регулярно, причащаться пробовали, постились. Я Богу благодарен, что у нас с женой было сотрудничество: когда я ослабевал, она больше ходила в храм, молилась, руки не опускала. Когда она начинала нос вешать, у меня новые силы появлялись и я шел впереди.

А когда мы окончательно решили возвращаться из Нижнего Новгорода в Братск, собрались напоследок съездить в Дивеево. Я в то время был еще не паломником, а туристом, что ли. Не того искал, не теми глазами смотрел. А все равно что-то произошло… Закваска была брошена. И спустя примерно год я понял, что без веры, без Бога никак нельзя, ощутил живое присутствие Бога в своей жизни, потребность в общении с Ним. Тогда и произошло сознательное воцерковление.

– Когда это случилось?

– Это было относительно недавно – в 2006 году. До тридцати лет я вообще считал, что все о православии знаю и нечего там больше знать. В тридцать пять лет я немного усомнился, но тоже ничего такого особо не увидел. А к тридцати восьми годам я понял, что мы ищем там, где ничего нет, а то, что рядом с нами – не попадает в поле нашего зрения. Беда! Но я, слава Богу, увидел. И оказалось, это безграничное пространство! Я вот уже в священном сане, а как христианин, глубоко в этом убежден, еще только первые шажочки делаю. Сейчас, к сорока пяти годам, я понимаю, что ничего не знаю. И каждый вопрос я заново для себя открываю. Каждое решение как будто в первый раз принимается.

– То есть детей пытались воспитывать уже в вере?

– Пытались, конечно, но не очень хорошо получалось. Потому что хорошо было бы к тому моменту самим знать, чего мы хотим. А когда учишь, а сам не знаешь, что из всего этого должно получиться… Теперь дети выросли, у них своя жизнь. Сейчас у них сложный этап – перейти от веры родителей к своей собственной вере. Непросто, конечно, это. Но и не должно, наверное, быть просто. Только для Бога все просто. Он не сомневается, Он – знает. А мы сомневаемся…

– Ваша мирская профессия сейчас как-то пригождается?

– Сама профессия – механик холодильного оборудования – нет, не пригождается. Разве что скрупулёзность, въедливость, умение ждать, которые она в человеке воспитывает. Для «холодильщика» очень важно уметь не торопить события. Пока идет отладка оборудования иногда нужно просто часами ждать, не спешить что-то крутить, перенастраивать. И отлучаться нельзя – могут начаться фальшивые процессы. Хорошо если есть чем еще в это время занять себя. А иногда бывает, что и заняться нечем. Папа наш покойный тоже холодильщиком был (у нас эта профессия можно сказать династийная) и тоже был человеком горячим, порывистым. Но там, где надо, умел ждать и терпеть, и нас с братом тому же учил.

Вообще вся жизнь учит человека терпению. Все время появляются на пути препятствия. Ты хоть как-нибудь его переползи, стиснув зубы, на коленках или вообще по-пластунски, перетерпи этот момент. В терпении заключена определенная степень премудрости. Терпение – это благо для человека. И мы учимся ему в течении всей жизни, чтобы когда придёт время перенести настоящие испытания нам суметь их перенести.

– Какие события жизни или встречи на Вас сильно повлияли?

– Был целый комплекс событий, из которых трудно выделись одно. Был у меня друг (я-то и сейчас думаю, что он мне друг, но сейчас мы не общаемся: у него очень сильные произошли изменения в жизни и он в храм не ходит), который уже тогда был воцерковлен. У меня были мирские рассуждения, а него духовные взгляды. Тогда, в конце 1990-ых годов он мне открывал совсем другую жизнь. Несомненно, молитвы мама за нас не могли не сказаться на моей судьбе. Через духовника отца Александра Немерова мне многое Господь открывал. Отца Андрея Огородникова очень люблю, очень мне он помог. Отец Андрей Чесноков меня в свое время восполнил. Бог слишком милостив ко мне – я таких людей встречаю на своем пути! И духовенство, и мирян, у которых тоже учусь. Начиная с Владыки и ни кем не кончая, каждая встреча имеет свою ценность.

-Мы ведь знакомы с Вами несколько лет, были прихожанами одного храма. А потом как-то незаметно (во всяком случае для меня) Вы стали священником. Как это случилось?

– Вообще я сам выпросил… Моего друга, теперь уже отца Михаила Шеповалова, привлекли первым. Мы с ним много разговаривали насчет священства, он говорил, что священников мало, впрочем, я сам это знал, в храм же хожу. И он мне сказал: «Сходи к Владыке». Я понимаю, что много людей гораздо лучших, чем я, и лучших христиан, чем я, и с более безупречной биографией. Но они не хотят. Этой мыслью я себя по сей день утешаю. А я рискнул. Чего мне это будет стоить – не знаю. Время покажет, надеюсь, Господь как-нибудь управит.

Сразу Владыка мне ничего не обещал. Только благословил поступать в Хабаровскую семинарию, мне уже было 42 года. И уже через полгода меня рукоположили во дьяконы. Я конечно надеялся, но не думал, что все произойдет так быстро. Честно говоря, я представлял себе, что немножко поднаберусь опыта и поеду куда-нибудь в Березняки или еще в какой-нибудь отдалённый край епархии. Но получилось иначе.

– Еще не было моментов, когда Вы хоть на миг пожалели бы о своем решении?

– Конечно были. И моменты на грани уныния тоже были. А потом поедешь куда-нибудь. Какой там унывать?! За дорогой надо смотреть.

Очень важно понимать, что ты людям нужен. Конечно, не сам я им нужен – им Христос нужен, и я тут немножко свою маленькую помощь оказываю некоторым людям.

– А силы свои как восполняете?

– Если честно – еще не научился. За те два года, что я в пресвитерском сане служу, еще не выработал правильных алгоритмов жизни. Одно знаю точно, когда позволяешь себе отдыхать, ничего хорошего из этого не получается. Появляются мысли пустые, сам себя мучить начинаешь. Иногда позволяю себе фильм какой-нибудь посмотреть. Не обязательно новый, есть у меня фильмы, которые я пересматриваю: «Тихий Дон», «Аты-баты шли солдаты». Не очень много времени на это остается. Еще же надо учиться – семинария, третий курс. В этом году пишем курсовой проект, выбрал тему об истории трезвенного движения в России.

Семья опять же. Пытаешься, вложить во внуков, что в детей в свое время не вложил. Внучка уже подросла, ее к нам привозят, а внук еще совсем маленький, к нему надо ехать. И бывает, что неделями его не вижу, хоть и живем в одном городе. И дело не в том, что на самом деле времени нет. Я просто не научился им пользоваться грамотно в этих новых обстоятельствах своей жизни, которые заметно отличаются от того, как я жил раньше. Ну и конечно склонность к обломовщине присутствует. Я люблю посозерцать. Иногда увлекаюсь этим. Наверное поэтому и послушаний у меня так много – чтобы поменьше созерцал и побольше двигался.

– Из всех ваших послушаний: окормление трех поселков, наркологии, создание реабилитационного центра, служба в кафедральном соборе – какое самое душевнозатратное?

– Села, конечно. Да, пациенты наркологии тоже требуют внимания, но к сожалению, большинство из них я вижу в первый и последний раз. Помолились вместе, поговорили и все – в храм они не идут. Вижу их снова, только когда они вновь попадают в стационар.

А деревенские жители это то малое стадо, которое мне Богом поручено. Чувствуешь эту ответственность, болеешь их болезнями. Они достаточно далеко и не так часто мы видимся. И не всегда есть возможность поддержать их советом, направить. Немного упустишь момент и может произойти непоправимое. Недавно окончились земные дни одного из наших самых первых прихожан в Большеокинском. Он часто причащался, исповедовался каждый раз, когда я приезжал. Но только когда он отошел ко Господу, я узнал, что он страдал несколькими тяжелыми заболеваниями и сознательно не лечился. Конечно, чувствуешь свою невнимательность, недостаток времени, чтобы заглянуть в душу человека. Или вот крестил два года назад одного парня болящего – у него и психические, и физиологические отклонения. Мать за него просила, старший брат его в тот же день крестился. После крещения парень больше в храме не появлялся. А недавно он очень жестоко убил женщину – сторожа детского сада, прямо на рабочем месте. Стены на человеческий рост были кровью залиты. Оказывается, он попивал все это время. Где-то кому-то поможет, с ним выпивкой рассчитаются. А для таких людей выпивка – это непредсказуемая термоядерная реакция.

Село стало другим. Это уже не оплот нравственности, семейных ценностей. Про Калтук так не скажу, а вот в Большеокинском кого угодно спросите, как праздник – так мордобой, как еще какое-то событие – так самоубийство. Народ вымирает не от болезней, а от пьянки и от безумия, которое охватывает людей, которые пытаются жить без Бога.

– А каково отношение в селах, где и храмов-то никогда не было, к Церкви?

– Сказать, что общее благожелательное – не скажешь. Мы находим общий язык с теми, с кем ищем: и со школой, и с главами администрации. Стараемся в праздники устраивать массовые мероприятия, чтобы как можно больше людей могли прикоснуться к вере. Дети радуются, и то хорошо. Может быть, через это и у них какая-то надежда появляется. Ведь в селах многие размышляют так: «Мы тут свои годы доживем, а детям нашим тут нечего делать». И пытаются всех их оттуда выпихнуть, какими угодно путями. Сдал ЕГЭ и езжай куда-нибудь. Понятно, что большая часть из-за низкого уровня образования и поступить никуда не могут. Но все равно уезжают в город. И не все себя здесь находят.

В селах очень заметна инертность. Крестьянство дольше всего сопротивлялось атеизму, гораздо дольше, чем городской пролетариат. Но зато теперь он настолько глубоко вбито в них! «Про какого Бога вы нам рассказываете, мы тоже десять классов заканчивали и знаем, почему дождь идет и все остальные природные явления происходят!», – оперируют посылами атеистической пропаганды, все это так узнаваемо. Нам всем в школе говорили такие вещи, которые к православной вере вообще никакого отношения не имеют, манипулировали народными суевериями и выдавали нам их за учение Церкви. Приходится все это переламывать.

– Батюшка, Вы заглядываете наперед, планы строите? Если да, то какие?

– Приходится заглядывать. Не хотелось бы, но поскольку есть должность, есть послушания приходится планировать. Сейчас первоочередная задача открыть реабилитационный центр, чтобы те, кто прошел медикаментозное лечение в наркологии могли получить дальнейшую помощь в церковной общине. Пока завершается лишь документальное оформление, очень нужны помощники.

А остальное по мере возможности. Бог даст до Пасхи доживем, надо в селах будет праздновать. Каждый раз думаю: «Всё, больше не поеду, все равно ответа от людей нет». Вот они пришли такие радостные, порезвились, пообщались. Начинаются не будни даже, дни воскресные и никого опять нет… Ничего особенно не сдвигается, внешне по крайней мере. И все равно понимаешь, что надо ехать. Потому что если не соберешь на Пасху, на Рождестве, на Крещение, то когда вообще соберешь? Утешаю себя мыслью, что надо делать свое дело честно и неленностно, а остальное Господь управит. Рассчитывать, что я своими делами исправлю этот мир и человечество, неправильно. Я надеюсь, что я надеюсь на Бога, а не на себя, хотя часто путаю одно с другим.

Эту статью и весь новый номер епархиального журнала “Врата” можно прочитать, скачав по ссылке