По материалам сайта Радиовера.ru

У нас в гостях был настоятель храма всех святых в земле Российской просиявших города Усть-Илимска Братской епархии протоиерей Александр Белый-Кругляков.

Наш гость рассказал о том, как он пришел к решению стать священником, какие люди повлияли на этот выбор, и что для него самое трудное и самое радостное в священническом служении.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

К.Мацан:

— «Светлый вечер» на радио ВЕРА.

Здравствуйте, уважаемые друзья!

В студии — моя коллега Кира Лаврентьева…

К.Лаврентьева:

— Добрый вечер!

К.Мацан:

— … и я — Константин Мацан.

В гостях у нас сегодня протоиерей Александр Белый-Кругляков, настоятель храма Всех Святых в земле Российской просиявших города Усть-Илимска, Братской епархии.

Добрый вечер!

О.Александр:

— Добрый вечер!

К.Мацан:

— Где это? Расскажите нашим радиослушателям.

О.Александр:

— Это примерно 1000 км на север от Иркутска.

К.Мацан:

— Красота! У нас — гость из далёкой Сибири!

Я Вам расскажу, и нашим слушателям напомню, что в этих беседах мы говорим со священником о его пути к вере, и в вере, и о том, какая цепь событий привела к тому, что человек стал священником. И нам кажется, что этот путь всегда сопряжён с вопросами, с поиском ответов, с вопросами, кто такой Бог, и в каких мы с Ним отношениях. И, вот, те ответы, которые для себя нашёл человек, который, в итоге, стал священником, наверное, могут как-то оказаться созвучны и интересны всем нашим слушателям, всем тем, кто, в разной степени церковности и религиозности, задумывается о том, что такое вера. А нас слушают, я напомню, люди, как верующие, так и неверующие, и те, кто просто наблюдают со стороны за церковной традицией, или неопределившиеся, или просто размышляющие.

И, вот… вообще, конечно, спрашивать Вас о вере и Вашем пути трудно — потому, что Вы написали книгу, где…

К.Лаврентьева:

— «Белые дороги».

К.Мацан:

— … «Белые дороги», где рассказали множество прекрасных и трогательных историй о том, как Вы к вере приходили, как стали священником. Вот, может быть, какие-то из них будем вспоминать, и задавать вопросы на уточнение.

Я бы вот с чего начал. Вы рассказывали, что появился в Вашей жизни священник — отец Иаков, — чьи дети стали ходить к Вашей супруге заниматься музыкой, и, вот, так вы с ним познакомились, в итоге, когда были ещё семьёй совершенно нецерковной.

И, вот, вы пригласили их с матушкой к вам домой, и вам казалось, что вы положите его на лопатки вашими вопросами о вере, какими-то, вот, вашими тезисами из… такого… видимо, атеистического… какого-то… коммунистического методического прошлого.

Вот, а что Вам казалось, Вы должны у него спросить, чтобы поставить его в тупик? Какой вопрос Вам казался, ну, просто, вот, сногсшибательным для священника?

О.Александр:

— Ну… прошло почти сорок лет… трудно уже сейчас это вспомнить… но я постараюсь.

Вряд ли, это были вопросы из какого-то коммунистического мировоззрения, потому, что я его никогда не придерживался. И, вообще, моё поколение уже глубоко скептически относилось к подобному мировоззрению. Но… вот… два вопроса — точно могу вспомнить.

Потому, что один из них был такого характера: я ему говорил, что, вот, если, например, человек не верит в Бога — и он умер, и он попал в ад — что же это получается? Бог отомстил человек за то, что он в Него не верил? Ведь, месть — это, в общем, чувство, не достойное даже просто человека в приличном обществе, а Бог — тем более… Он совершенен — это что же за месть такая? «Я не верил», — «Значит, иди в ад».

К.Мацан:

— Давайте, пока от этого вопроса… а что бы Вы сегодня, сами себе тогдашнему, ответили на этот вопрос, как священник на сегодня?

О.Александр:

— Ну, я ответил бы то же самое, что мне сказал отец Иаков. Он мне сказал: «А кто Вам сказал, что неверующий человек попадёт в ад? Мы этого не знаем».

Я ему сказал: «Что, значит — не попадёт?» Он говорит: «Мы этого не знаем. Поэтому, не можем ничего об этом утверждать».

Вот… казалось бы, простой ответ, без всяких подробностей — он меня совершенно разоружил.

А второй вопрос был такого характера ( из тех, что я помню ), что: «Вот, православные говорят, что у них истина, — Ну… нужно иметь в виду, что я тогда был человеком, совершенно неграмотным в таких вопросах, религиозных вопросах… я был совершенно далёким от Церкви, — А католики говорят, что у них истина. И… как же так? Где правда? Кто-то один может говорить истину, не могут говорить все истину?»

И, вот, мне отец Иаков тогда сказал, что: «Ну, а кто Вам сказал, что у католиков нет истины? Или — у православных нет истины? Может быть, и там, и там — есть какая-то истина…»

Ну, в общем, он… какими-то, вот, такими простыми вещами, он меня совершенно разоружил.

Потом… я понимаю, что человеку дают сначала манную кашу, а потом уже шашлык, да?… он потом уже, постепенно, когда я уже бросил свою работу и перешёл в храм работать, он мне какие-то серьёзные стал вещи говорить — такие… концептуальные, я бы сказал, в вопросах веры. Но изначально он этого избегал. И, мне кажется, это было очень правильным. Потому, что нужно очень бережно с людьми обходиться. Нельзя сразу в лоб им какие-то вещи говорить, даже если ты сам убеждён в них. Человек должен что-то пережить и к этому прийти самостоятельно. Ну, вот, так у нас было с отцом Иаковом.

К.Лаврентьева:

— В одном из интервью, Вы говорите следующее: «Когда мне попалась в руки принесённая женой книжка Александра Шмемана «Крещение водой и Духом», я её открыл с желанием разоблачить «эту религиозную пропаганду». Как мы знаем, пропало у Вас желание что-то разоблачать уже после первой страницы…

О.Александр:

— Да-да-да…

К.Лаврентьева:

— Отец Александр, а Вы помните, что именно тогда Вас тронуло в этой книге?

О.Александр:

— Нет, я не помню, что меня тронуло. Просто, понимаете… ну… у меня была какая-то завышенная самооценка, и я считал, что я во всех вопросах понемножку разбираюсь — ну, вот, так я о себе думал. Потому, что, объективно, мы очень много читали в детстве — такая семья была. А тут, вдруг, я обнаружил, что это, вообще, некая область, некая вещь, о которой я не могу судить никак — просто, я её не знаю… прошла мимо меня! И это был… как… взрыв какой-то, понимаете? Вот, когда… как в научной фантастике — тебе что-то открылось… другая реальность какая-то совершенно! И мне просто стало интересно это прочитать до конца. Хоть я и… может быть, сразу и… я не помню свои ощущения… может, я этому и не верил, но мне хотелось просто понять — о чём это?

А читать Шмемана сразу — это довольно сложно. Это — непросто. И там я, как минимум, половину не понимал. Думаю, что я там восемьдесят процентов не понимал, что там написано! Но у меня это ещё больше вызывало интерес и любопытство: почему? Что это такое? И я эту книжку одолел до конца. И закрыл я её с чувством, что — где бы ещё что-нибудь такое почитать? Мне это стало интересно. И, вот, от этого родилась жажда… такая… чтения.

Ну, слава Богу, у отца Иакова было много книжек! Хотя, в то время, было очень многое — в ксерокопии. И мы читали в ксерокопии труды, например, Игнатия Брянчанинова.

У меня был друг в то время в Иркутской епархии, секретарь был такой — Ярослав, он у владыки Хризостома, а потом — Вадима… сейчас это известный тоже протоиерей в Санкт-Петербурге… и ему какие-то родственники прислали полное собрание сочинений Игнатия Брянчанинова из-за границы.

Боже мой! Для нас это было… вот… такой предмет зависти! Как будто, он «Жигули» купил, я не знаю… ну, в то время… автомобиль! Потому, что всё было в ксерокопии. Мы читали книжки, которые переписывали от руки, иногда. Вот, такое было время…

Ну, слава Богу, у отца Иакова была хорошая библиотека. Да и сам он — человек был, такой, очень грамотный. Он мою жажду, в то время, удовлетворял вполне.

К.Лаврентьева:

— Он Вас познакомил со священнослужителем, который, впоследствии, стал вашим общим духовником. Могли бы Вы рассказать об этом?

О.Александр:

— Ну… отец Анатолий Ковин — он, вообще, был духовником Гусь-Хрустальского благочиния Владимирской епархии. Действительно, очень известный в тех местах священник. Его знали очень многие и в Москве — потому, что он был покровителем, так сказать, художников. Очень многие известные иконописцы, которые, в своё время… вот… начинали восстанавливать Данилов монастырь, и, там, вокруг Зинона они сплотились как-то… вот… они очень…

К.Мацан:

— Отец Зинон — это тоже очень известный иконописец современный…

О.Александр:

— Ну, да… да-да-да… вот, они все ездили к отцу Анатолию. Ну, не все… очень многие ездили к отцу Анатолию — и просто на исповедь, и поговорить, пообщаться. Во-первых. И, во-вторых — он помогал материально. Я не знаю, откуда у него брались средства, но он помогал и материально. Он покупал иконы, которые они не могли в то время каким-то образом реализовать. И даже свой первый иконостас в Сибирь я приобрёл, благодаря, как раз, отцу Анатолию. Потому, что… там… если Вы читали про храм, там я рассказываю об этом. Что московский иконописец Илья Кручинин — дай Бог ему здоровья, он, наверное, и сейчас здравствует и трудится — написал иконостас, и… как-то, вот… священник из Подмосковья отнёсся к нему не очень… так скажем — небрежно. Потому, что художнику всегда хочется, чтобы священник был втянут в процесс — и эмоционально, и молитвенно, и как угодно — какой-то интерес бы проявлял к его работе. А он — сделал заказ, и даже не появлялся в мастерской, не смотрел на эти иконы. И, когда они были готовы, просто прислал машину с деньгами — вот, я тебе плачу, отдай мне иконостас. Ну, художник как-то, вот… обиделся.

Отец Анатолий об этом узнал. И он мне позвонил: «Срочно выкупай этот иконостас. Потому, что хороший иконописец, хороший иконостас, вот, такая история…» — и я приехал в Москву и его купил. Он тогда был неполный, потом он дописывался несколько лет. Ну, вот, отец Анатолий был такой человек.

И он, действительно, был молитвенником. Его многие называли старцем, но я думаю, что это некое преувеличение — он просто был хорошим священником. Очень хорошим. Таким, какими должны быть все мы, на самом деле. Вот, у него просто получилось.

И он был очень молитвенный, все знали об этом. Потому, что, если он сказал, что «я помолюсь», значит, действительно, он будет молиться о тебе. И, более того, результаты его молитв — они были совершенно налицо.

Вот, например, мы с матушкой как-то попросили у него… значит… детишек себе, а потом ему писали письмо: «Прекратите молиться!»

К.Лаврентьева:

— У Вас же — пятеро!

О.Александр:

— Да-да-да…

К.Мацан:

— А что такое «хороший священник»? Вот, Вы сказали: «Он был просто хорошим священником»…

К.Лаврентьева:

— Да-да-да…

О.Александр:

— Ну, хороший священник… вы знаете… хорошие священники, которые встречались мне в жизни — они были очень разные. Но, мне кажется, их объединяла одна такая вещь, которая для всех была характерна: они все были добрые. Не «добренькие», знаете… такие… попустительством занимавшиеся… а именно — добрые. По-настоящему. Которые были способны на какую-то жертвенность по отношению к своей пастве, по отношению к людям, которые встречались на их пути. И которые готовы были жертвовать и временем своим — это, на самом деле, очень серьёзная вещь. Потому, что отец Анатолий… к нему ездили со всей страны священники — ну, кто знал его… и, иногда, приезжая к нему в далёкую глубинку, в деревню, в которой стояло, на самом деле, двадцать домов ( деревня Пятница )… ну, сейчас, может быть, их там двадцать и осталось, этих домов… и можно было встретить и священника из Якутии, и монаха из Австралии, или… там… отца Петра Перекрестова из Америки… то есть, к нему съезжались отовсюду.

Ну, естественно, матушке приходилось постоянно готовить, непрестанно! Готовить всем постель, готовить еду… и жить в этом ритме — очень сложно. В итоге, они даже немножко с матушкой разделились — то есть, она стала жить в одном доме с детьми, а он — в другом. Потому, что она просто не выдерживала уже, вот, этого ритма: постоянно люди, люди, люди…

А священник отдавал себя им всем — всего целиком. Вот, наверное, это и есть настоящий священник.

К.Лаврентьева:

— Отец Александр, потрясающе!

Когда Вы оставили работу, и начали… в общем… продвигаться по служебной лестнице в Церкви… Хотя, на самом деле, я это говорю, конечно, с некоей… такой… иронией. Потому, что — что такое «служебная лестница»? Сторож, послушник, пономарь, петь на клиросе… то есть, такая, «стремительная служебная лестница»…

К.Мацан:

— Служебная лествица…

К.Лаврентьева:

— … лествица, да…

О.Александр:

— Да, да…

К.Лаврентьева:

— Вы понимали уже, к чему это, вообще, всё идёт, отец Александр? Ну, так, положа руку на сердце…

О.Александр:

— Ну, да, я понимал…

К.Мацан:

— … до чего Вы дойдёте…

О.Александр:

— Ну, да. Хотя, отец Иаков мне ничего про это не говорил, я, где-то, понимал, куда он клонит…

К.Лаврентьева:

— Как Вы к этому относились? Что у Вас тогда были за чувства?

О.Александр:

— Я… мне кажется, пребывал в прелести глубочайшей! Мне казалось, что у меня всё получится. Мне казалось в то время, что мне есть, что сказать людям, и я, вот, пойду… и буду вещать… ну, в общем… сплошная такая вот… прелесть…

К.Лаврентьева:

— Синдром молодого специалиста.

О.Александр:

— Ну, да. Вот… и… знаете, в то время, в нашем провинциальном городке очень было мало молодёжи в храме — её почти не было, были бабушки, в основном — и, поэтому, мои друзья… они думали, что я сошёл с ума.

Потому, что… ну… у меня была совершенно не благочестивая юность, так скажем — наоборот. И я помню, когда я пришёл из армии, и… Сначала я прибыл в Москву — я служил в Афганистане, как вы в книжке прочитали — я прибыл в Москву, и там мы встретились с друзьями, с которыми я жил в общежитии, до армии, какое-то время. А потом уже я в Сибирь отправился, из Москвы. Но, когда мы встретились ( в этом же общежитии ), пока готовилась какая-то снедь… что-то, там, на стол… я лёг на диван и заснул.

И мне приснился сон — как будто, я стал священником. Я проснулся, и мне показался этот сон таким необычным и смешным — комичным, я бы сказал, что я рассказал его друзьям. Они смеялись ещё больше, чем я. Потому, что представить себе меня — зная меня — что я… вот, так… могу быть священником… это было очень смешно.

Действительно, это было смешно! И, поэтому, когда ( лет через пять ) я встретился с отцом Иаковом, мои друзья тоже думали, что я сошёл с ума. И, самое интересное, что меня это устраивало. Потому, что… ну, меньше вопросов… раз ты сумасшедший — какие вопросы? Сошёл с ума…

Я даже специально носил хромовые сапоги и брюки галифе…

К.Лаврентьева:

— Для антуражу…

О.Александр:

— … да… и мне сестра старшая всё время говорила: «Тебе плётки не хватает в руку — цыган, цыган!»

Ну, вот… супруга моя — она относилась к этому отрицательно. В смысле — к возможности стать мне священнослужителем. Она не хотела этого. Откровенно не хотела. Прямо это говорила. Потому, что она преподавала в музыкальной школе фортепьяно, успешно довольно, её ученики некоторые поступали в Новосибирскую консерваторию, и менять свою жизнь на какую-то другую… а какую другую?

Вот, я себе представлял, что это — какая-то изба деревянная, сундуки чёрные, матушка — вся, как Пистимея из «Вечного зова»… там… или… замотана в платочке, до полу платье… мне это нравилось, кстати! У меня были такие… замашки… мусульманские… так скажем. Вот, так я себе это иногда представлял!

Но, на самом деле, всё оказалось по-другому. И… в общем… ну… как-то получилось, как мне кажется… не знаю… Несмотря на мои заблуждения и прелести — всё получилось.

К.Мацан:

— Протоиерей Александр Белый-Кругляков, настоятель храма Всех святых, в земле Российской просиявших города Усть-Илимска, Братской епархии, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

А когда прелесть прошла?

К.Лаврентьева:

— Прелесть… так называемая…

О.Александр:

— Ну… вы знаете… когда я столкнулся, наверное, с владыкой Хризостомом, наступило совершенно другое… состояние.

К.Мацан:

— Вы ещё не были священником?

О.Александр:

— Не был… да, конечно. Владыка Хризостом — это… вот… в хорошем смысле… он был настоящая глыба какая-то… духовная. Я с такими людьми до этого просто не встречался.

Во-первых, у него была совершенно феноменальная память. Он говорил очень чётко, понятно и откровенно на любую тему. Он был человеком очень смелым. Он не терпел никакой фальши совершенно… притворства, театральности… это было совершенно для него неприемлемо. И, вот, этот уровень его… Он сразу стал спрашивать: «Какие книги Вы читаете? Какие книги Вы читали? Что Вы собираетесь читать в будущем?» — то есть, он к этому подходил очень серьёзно.

К.Лаврентьева:

— Всё по делу…

О.Александр:

— Да. Это совершенно как-то всё поменяло. Потому, что именно в то время я познакомился с другим, в будущем известным, протоиереем Анатолием Стальбовским, ныне покойным, к сожалению, который, в своё время, в стихах написал Азбуку для детей, православную, и она печаталась где-то здесь, в Москве, в Синодальном отделе её одобряли.

Вот… это был такой уровень… знаете… Мы читали, допустим, в то время русских философов — впервые в жизни. Мне уже было 27, кажется, лет, и впервые я столкнулся с тем, что существует огромный пласт русской философии. А мы ничего об этом не знали! В советское время это было как-то сокрыто от нас — что есть… там… Соловьёв и… так далее.

Мы читали их, и мы просто спорили именно об этом, задавали друг другу вопросы, мы это обсуждали… это было настолько интересно, что просто, наверное, счастливее тех бесед… хотя, наверняка, в них было очень много глупостей всевозможных наших… но ничего интереснее не было, потому, что, всё время, открывалось что-то новое! Это наступила новая жизнь.

А потом, когда уже я стал дьяконом… дьякон должен заниматься очень многими вещами в храме, во время Богослужения он гораздо активнее, чем священник, и это, конечно, занимало меня всего, целиком. Но, когда прошёл месяц, и я уже освоился, так сказать, в этой ипостаси своей, я просто ощутил какое-то блаженство — я хотел всю жизнь быть дьяконом! Мне так это нравилось!

Потому, что… Ну, во-первых, я любил петь. Во-вторых… простите… минимум ответственности.

К.Лаврентьева:

— Да…

О.Александр:

— Не нужно никого ни исповедовать, ни крестить, ни проповеди говорить, ничего — просто вышел: «Паки, паки…» — какое счастье! Как это здорово! Вот, именно в этот момент, я ощутил всю прелесть ( в хорошем смысле ) Православия, радость жизни!

И, именно в этот момент, ко мне подошёл архиерей, и сказал: «Ты долго собираешься дьяконом быть?» Вот…

К.Мацан:

— Это… обычно случается!

К.Лаврентьева:

— Это был владыка Хризостом?

О.Александр:

— Это уже был владыка Вадим.

К.Лаврентьева:

— Я, просто, хотела процитировать… Когда Вы говорили о том, что… Вы готовились к священству, к дьяконству, владыка Хризостом подошёл к Вам и сказал: «Если ты пришёл в храм искать хороших, добрых людей, доброе общество, в котором тебе будет комфортно, то ты ошибся, очень трагично ошибся. Здесь — такие же люди, как везде, а иногда ты встретишь хуже, чем за стенами храма. Но если ты пришёл искать Бога, ты правильное место выбрал — ты здесь Его найдёшь». И Вы сказали, что это очень многое определило в Вашей жизни.

О.Александр:

— Да. Потому, что… ну… несовершенств ведь очень много вокруг нас, и внутри нас, особенно, и в Церкви, в том числе. Потому, что Церковь состоит из людей, а люди все грешные. И, вот, когда ты ждёшь какого-то идеала… это, кстати, болезнь очень многих. Даже, вот, в современном мире я сталкиваюсь с людьми, и они говорят: «Почему? Вы же — церковные люди, вы же — верующие, вы же — христиане… это же Церковь…» — совершенно не понимая того факта, что Церковь, как раз, объединяет грешных людей, которые понимают, что с ними происходит что-то не так, но они хотят это изменить — иногда безуспешно, иногда успешно, но они пытаются что-то поменять! Но, в принципе, грехами они никак не отличаются от других людей.

И, вообще, я хочу сказать, что… многие люди боятся исповедоваться, и считают, что их грехи — самые страшные. Они не подозревают, что грехи, на самом деле, у всех людей абсолютно одинаковые. Ну… в основном. И суть-то не в том, какие у тебя грехи, а суть в том, что ты об этом сам думаешь. Если ты думаешь, что это нормально — все так живут, всё в порядке — это одно. А если ты мучаешься совестью — это совершенно другое. Вот, это, как раз, важно в тебе. Интересуют не твои грехи, а твоё отношение к тому, что происходит.

Ну, вот… тогда Хризостом как-то определил всё это сразу. И мне приходилось встречаться в Церкви очень со многими недостатками, очень многими. Тем более, зная жизнь Церкви изнутри, ты иногда видишь какие-то вещи, которые другие могут не видеть. Вот, это меня никогда не смущало. Именно из-за установки Хризостома.

К.Мацан:

— Вот, Вы сказали, что как только Вы ощутили полноту бытия, радость жизни и счастье, что Вы — дьякон, вот, в этот момент Вас, устами архиерея, Господь призвал к священству… скажем так. А почему это так случается? Вот, как бы Вы это объяснили человеку, который вопрос задаёт?

Ну, казалось бы, так хорошо! Зачем меня с этого места Господь вырывает? Причём, это ж не только про дьяконство и священство! Очень часть мы все — в любом деле, в любой ситуации — это переживаем. Вот, ты к чему-то шёл, вот… и, казалось бы, «остановись, мгновенье — ты прекрасно»… и именно сейчас тебя зовут на какой-то новый подвиг. Причём, может быть, даже ты об этом подвиге и мечтал, но уже перестал мечтать, уже тебе хорошо там, где ты есть… и, вот, теперь тебя зовут туда, куда ты, до этого, мечтал!

О.Александр:

— Нечего было мечтать!

К.Мацан:

— Да, «бойтесь своих желаний — они могут сбыться»!

О.Александр:

— Совершенно верно!

Я думаю, что на этот вопрос ответить может только Господь Бог. Потому, что Он замыкает этот круг по Своему какому-то, неведомому нам, небесному калькулятору, и это происходит совершенно каким-то… часто очень, непонятным образом. И мне кажется, что на любые обстоятельства в жизни своей — вот, какие-то перемены серьёзные, — как бы это дерзко ни звучало, нужно попытаться взглянуть с точки зрения Бога. Бог хочет всем спастись, и каждому человеку устаивает именно такие обстоятельства, которые наиболее этому способствуют. И вера в этом и заключается — в том, чтобы довериться Богу. Ну, довериться Богу! И… тем более, что… если уж нас призвали вообще отринуть себя — самого себя, взять Крест и идти за Ним — ну, что нам переживать о каких-то обстоятельствах? Ну, вот, так, в идеале, нужно к этому относиться.

Конечно, это трудно. Легче это сказать, чем это пережить и это принять. Но, тем не менее, хотя бы головой, умом нужно это понимать верующему человеку. Тогда будет проще принимать то, что посылает в нашу жизнь Промысел Божий.

К.Лаврентьева:

— Отец Александр, Вам в 90-е годы выпало восстанавливать храм, как и многим священнослужителям, особенно тех лет, когда всё возвращалось Церкви, люди шли в Церковь в огромном количестве, принимали Крещение, становились священниками, монахами — в том числе, иногда и по ошибке, если можно так выразиться. Так, как крестили — массово, и рукополагали тоже — массово. Время такое было.

У Вас была жена, естественно, уже в тот момент, детки были маленькие, Вы восстанавливали этот храм… то есть, наверное, такой жизни вы с матушкой для себя, на заре вашей юности, не мыслили — со всеми этими трудностями, настоятельством, священством, людьми бесконечными, которые врываются в ваше, в том числе, личное пространство. Было ли трудно тогда? Или, наоборот, это был тот неофитский светлый период, когда всё легко проходило, как на крыльях?

О.Александр:

— Нам просто повезло. Я считаю, нам просто повезло. В том смысле, что… мы любили друг друга.

Это не всегда бывает. И это вовсе не обязательно, чтоб так было всегда. Можно… знаете… как-то выстроить… Один знакомый мой публицист православный такую мысль высказал, что любой здоровый мужчина с любой здоровой женщиной может создать крепкую семью, если их целью будет создание семьи, а не что-либо другое. Вот, когда люди ждут друг от друга каких-то, вот… не знаю… вкусняшек, образно говоря — это… одно, а когда именно хотят иметь крепкую семью — это совершенно другое.

Но, вот, нам повезло, потому, что, помимо крепкой семьи, мы, действительно, на самом деле… вот… с детства, можно сказать, любили друг друга.

К.Лаврентьева:

— Со школьной скамьи, дорогие радиослушатели, да…

О.Александр:

— Со школьной скамьи… И мы были очень влюблены, и… не знаю… в то время, когда ещё не умер эпистолярный жанр, мы писали… там… в год по сто писем, может быть, друг другу, когда мы в разных городах жили. Потом все эти письма сжигали, уже когда был в возрасте, боясь, что дети прочитают наши… потому, что там много было всяких откровений…

Но мы, вот, по-настоящему любили друг друга, и любим до сих пор. Поэтому, всё, что происходило — нам было легче из-за этого пережить, наверное. Потому, что… вот… ну, просто, так повезло.

Хотя… я знал крепкие священнические семьи, в которых, может быть… ну… таких, прям, чувств горячих друг к другу не было у мужа с женой, но, тем не менее, они вырастили прекрасных детей, построили храм, и были счастливы по-настоящему, и по-христиански они жили — просто, подавая пример всем окружающим.

Я знал священника, который учился в Московской семинарии. И, когда он закончил, поступил в Академию — вдруг он почувствовал, что его склоняют к монашеству. Руководство. А он не хотел. И он, не желая быть монахом, он просто зашёл в отделение, где учились девчонки ( регентский класс ), и спросил: «Кто хочет сейчас за меня замуж?» И одна какая-то девчонка сказала: «Я хочу».

К.Лаврентьева:

— Радикально!

О.Александр:

— Да, радикально. Они тут же пошли к старцу Кириллу, он их благословил, и, вот, они… уже прошло, наверное, сорок лет… они кучу детей вырастили, внуков… и живут себе, припеваючи! Бывает и так.

Читать далее