Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот (Лк. 18:14)

Вообще-то он тоже пошел оправданным, не надо от этого отворачиваться. Но почему «менее»?

Гадать не приходится, ведь Господь Сам объяснил: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.

И все-таки я хочу поговорить о фарисее – уж больно часто ему достается от нас. И достаются ему от нас оценки нелестные, и мне кажется, это потому, что мы на него похожи больше, чем на мытаря, а хотим, чтобы было наоборот. А ведь он не был отвергнут Богом, он тоже ушел оправданным, только «менее».

Ты делаешь работу, и я делаю ту же работу. Но я и после работы задержусь, если надо, и дома поразмышляю, как завтра лучше сделать ее, и сделаю завтра больше, чем от меня ждали. Является ли такое мое отношение к работе моим достоинством? Дает ли мне это какое-нибудь преимущество?

В моих собственных глазах – да. Поэтому я и ожидаю, что буду замечен и похвален начальником. Я даже знаю, что окружающие меня люди тоже относятся ко мне более уважительно за эти мои качества. А что Бог? Не Он ли наделил меня всеми моими способностями и талантами? И разве не Он этим самым создал мое преимущество над другими в области моих талантов? И разве Он не ожидает, что я буду использовать мои таланты и развивать их? Конечно, да – на все эти вопросы. И Он даже, конечно, поддержит меня и поощрит – ведь отчасти об этом и рассказывает притча о талантах. Но есть очень важный вопрос: что именно поддержит Бог в моих «талантливых» трудах и ради чего?

Предположим, что мои труды приносят плоды, понятные для людей и нужные. Эти плоды делают мир чуточку лучше: красивее, справедливее, добрее, умнее, дружнее… Эти плоды важны для Бога? Но если бы они были важны для сотворенного Им мира или для Него Самого, почему бы Ему не сотворить мир прямо таким? Похоже, те вещи, которые делают мир лучше, но не существуют в мире в достаточном количестве, как раз и должны делать мы – Его помощники и друзья, со-творцы. Возделывать прекрасный сотворенный Богом Эдем было поручено человеку. А из того факта, что мы теперь не в Эдеме живем, следует простая вещь: тем больше нам надо трудиться, потому что этот мир несовершенен в гораздо большей степени, чем Эдем.

Совершенство и красота мира, достигаемые в результате наших трудов, – достойная цель жизни, но очевидно – недостаточная. Если и впрямь венец творения Бога – человек, а ведь мы именно так считаем, то совершенство человека, достигаемое трудом, – еще более достойная цель жизни. Да, пожалуй, и главная, ведь не будучи совершенными, или, вернее, не двигаясь к совершенству сами, мы никого и ничто не сможем подвигнуть в эту сторону: поскольку, очень похоже, мы даже не знаем, в какой стороне находится эта «сторона». Да и насколько далеко я могу подвинуть предмет, сам оставаясь на месте? – Лишь на расстояние вытянутой руки. Это точно еще не совершенство…

Человек – существо общественное и потому не может достигать совершенства без общества себе подобных. Поэтому и был создан не в единственном числе: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему.

А значит, задача совершенствования человеческого сообщества – из числа достойных быть целью жизни. При этом, кажется, более достойная, чем задача совершенствования себя лично. Ведь «делание себя» заканчивается с моей смертью, а «делание общества» и началось задолго до меня, и не закончится после моей смерти. Значит, задача эта более великая.

А теперь я именно с этой точки зрения посмотрю на двух, вошедших помолиться в храм.

Мытарь ушел домой «более оправданным», потому что он нуждался в большем оправдании, настолько большем, что и просил не заслуженной платы, а милости. Его забота о совершенстве общества, косвенно, а может быть даже и неосознанно выражалась в понимании своей «худшести» по сравнению с другими людьми. И прося себе лучшего и получив лучшее, он уже этим одним делает общество лучше.

Фарисей благодарил Бога за те плоды и достоинства, которыми обладал, получив от Бога. Он ведь даже не просил себе похвалы от людей или от Бога, какой-то еще награды за то, что он хорош – он уже имел и похвалу (и не только сам в себе, но и от людей), и награду (разве достойная жизнь в мире с самим собой не есть награда?). Он благодарил Бога – и это весьма достойное отношение к своему Благодетелю. Но в этой благодарности и в этом самохвальстве нет дальнейшей перспективы. Он хорош сам для себя, а не для того, чтобы кому-то еще стало лучше. Это очень ясно выражено в его словах о мытаре и прочих людях – он просто отделил себя от них: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь.

Не слышно в этих словах намерения чем-то поделиться с этим мытарем или прочими «грабителями». Этот человек – типичный представитель общества «атомарного эгоизма». Я страшно не люблю это общество: оно движется на нас с

Запада, и притом в худших своих формах. Но при всей моей нелюбви к Западной, хищнической, эгоистической и очень прагматичной цивилизации, здесь я не могу не признать наличие у них одной важной черты, которая, возможно, и удерживает их перед лицом Божиим от окончательного падения: они считают своим долгом делиться своим благом – и культурой, и материальным достатком. Они создали обширные социальные программы и принимают в свое общество людей иного мира и иной культуры и согласны жить с ними рядом как с равными. Не без странностей и противоречий, но – эти механизмы созданы из благих намерений и простыми европейцами воспринимаются именно так. Когда западная культура приходит к нам, она, увы, именно от этого качества уже «очищена», а оставляет в себе сугубо фарисейское: «как хорошо, что мы не такие, как эти европейцы».

А чтобы никого не ввести ненароком в заблуждение, я специально оговорюсь: я рад, что я не европеец. Я думаю, это здорово быть русским. Правда, до конца русским быть нам, как обществу, и мне, как личности, пока не приходилось за эти полсотни лет, что я прожил в русском обществе. Нам еще предстоит более полно научиться и осознавать, и использовать те преимущества, которые дает нам наша «русскость». Но осознание наших преимуществ, когда придет к нам более полно, не должно превратиться в способ отделиться от прочих «хищников и прелюбодеев», подобно фарисею из сегодняшней притчи. Мне кажется, что если бы молитва фарисея звучала иначе, он бы ушел домой, сопровождаемый теплым и ласковым взглядом Небесного Отца, радующегося на своего сына.

Я бы хотел, чтобы в наших молитвах и в нашем национальном самосознании звучала такая мысль:

«Господи, благодарю Тебя за то, что жизнь моя полна всяческих благ; за то, что у меня есть столько поводов быть довольным ею и благодарить Тебя за Твою доброту. Но этот человек, который молится там в углу, похоже, страдает от того, что в его жизни нет чего-то важного для него. Я не знаю – чего, Ты – знаешь. И если Ты сочтешь нужным, возьми у меня от Твоего, чем я обладаю, и дай ему то, что наполнит его жизнь радостью».

Не знаю, как я буду молиться через двадцать лет, если Господь даст мне эти следующие 20 лет жизни, но сегодня я думаю, что быть таким фарисеем гораздо лучше, чем быть мытарем.