Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Перед началом духовного путешествия, коим является предстоящее воздержание, евангельское слово вновь настойчиво напоминает нам о том, ради чего совершается пост, молитва и вообще вся христианская жизнь — это: пробуждение способности любить то, что достойно любви. Любовь — наше естественное состояние, и нет человека, который не имел бы любви. Кто-то любит добро, кто-то его антипод, но все-таки тоже любит. Очевидно, что любящий ищет единения с объектом своей любви. Любящий Бога — соединяется с Ним; любящий человека — стремится быть как можно ближе к нему; любящий чувственные блага — стремится обладать ими и тоже соединяться с ними — носить их на себе или иметь при себе. Любящий себя — все чаще говорит и думает о себе. То, чем человек окружает себя и с чем стремится сродниться, выдает его жизненные ценности и умение или, напротив, неумение использовать силу любви по назначению. Идею соединения посредством любви так выразил прп Феолипт Филадельфийский: «Сначала ум ищет и находит, потом соединяется с найденным. Искание совершает он разумом, а соединение любовью».

История о Страшном суде, прочитанная сегодня, наглядно доносит до нас простую истину о достойном применении способности любить, которая проявляется во внимании, заботе, поддержке человека в его беззащитном состоянии: голоде, жажде, несвободе, нищете, оставленности.

Время поста — время пристального внимания к себе, заботы о своей душе – и это тоже проявление любви, в норме — любви к тому беззащитному внутреннему образу Бога в нас, который делает нас людьми, возвышает над природой, но так часто бывает пренебрегаем нами. Мы трудимся над собой не ради себя, но ради Другого, чтобы ему с нами было светло и легко. Ведь творение с надеждою ожидает откровения сынов Божиих (Рим 8:19). И мы, каждый из нас, в ответе за то, дождалось ли творение желанного откровения.

В церковной традиции суд назван Страшным, хотя в Евангелии он таковым не называется. Не хотят ли нас принудить делать что-то под угрозой лишения блаженной вечности? Скорее, нет, ведь «Бог — жизнь и спасение всех, одаренных свободной волей», — по слову Иоанна Лествичника. Может ли быть свобода у запуганного и лишенного выбора? Очевидно, нет. В каком же смысле Суд страшен, если нас не хотят напугать, тогда что же, какое ответное действие от нас ожидается?

Думаю, хорошо известно, что страх бывает разным: страшно нарушить тишину раннего утра, когда спят любимые; страшно побеспокоить играющего младенца, в звуках и действиях которого пробиваются первые признаки разумности. Очевидно, что бывает страх, в котором нет боязни, а есть, например, трепет, благоговение.

В немецком языке есть слово, означающее определенный вид страха, который понимается не как боязнь чего-то или кого-то, а как неизъяснимое и беспричинное, сосущее изнутри беспокойство. Это благородный страх, который возносит над земной юдолью, не обязательно он приятен, но точно не пугающ. Подобное чувство или, точнее, состояние испытывает человек, когда в его жизни происходит сильное потрясение: потеря, приобретение нового нежданного опыта, который приводит к переосмыслению прежней картины мира. Такой страх, высвечивает дела и ценности, испытывает их на подлинность – в этом его положительная черта, польза. Возможно, в этом смысле Суд, о котором мы читали сегодня в Евангелии, страшен, тревожен, потому что на нем душа отрывается от привычного уклада жизни и ее дела испытываются на подлинность.

Итак, братья и сестры, приступая к духовному пути навстречу Жизни, пусть благородный отрезвляющий страх сопровождает и испытывает наши дела на подлинность и пригодность для вечности. Все неподлинное, лживое, наносное пусть переплавится под его очищающим воздействием на пути к вечно Живой и Дарующей Любви, сопричастность которой соделает нас живыми участниками в дарении части своего тепла и заботы Другому. Аминь.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.