7 января Православная Церковь отмечает Рождество младенца Иисуса Христа – Бога, воплотившегося от Приснодевы Марии, пришедшего в этот мир для спасения человека. На протяжении более двух тысяч лет  Церковь, со времён апостольских, постоянно пополняется священнослужителями Престола Божия.

Человек рождается как минимум дважды: из материнской утробы и в Таинстве Крещения. При священнической хиротонии человек рождается в третий раз, потому что при возложении рук архиерея на него вновь сходит Дух Святой.

Почти две тысячи лет спустя, 7 января 1999 года, в Православной Церкви появился на свет ещё один преемник апостолов – иерей Андрей Чесноков, сделавший свой сознательный выбор служения ещё в юношестве.

25 лет отец Андрей служит на благо Церкви, как пастырь добрый, несмотря на треволнения житейского моря. Хочется пожелать отцу Андрею здравия духовного и телесного, благопоспешения в нелёгком священническом служении и оставаться таким же добрым, чутким и внимательным к своей пастве.

Предлагаем Вашему вниманию отрывок интервью с отцом Андреем из епархиального журнала «Врата», где он сам рассказывает, как пришёл к сему великому служению.

– Отец Андрей, глядя на священников во время богослужений, часто задаю себе вопрос: а какими они были в детстве, кем были их родители, что побудило принять священническое служение?

– Я родился в 1976 году в городе Прокопьевск Кемеровской области в семье простых рабочих. Был первым ребенком в семье. После меня на свет в нашей семье появились еще брат и сестра. Как и большинство детей того времени, посещал детский сад, а в возрасте шести лет пошел в школу.

Через двенадцать лет семья переехала в поселок Бачатский города Белова Кемеровской области. К окончанию школы я принял крещение в Богоявленской церкви и вскоре стал посещать богослужения, петь и читать на клиросе, прислуживать в алтаре.

В 1993 году окончил среднюю школу и поступил в Тобольскую Духовную Семинарию в Тюменской области.

– Вы поступили в Тобольскую семинарию, когда Вам  исполнилось только 16 лет?

– Да, совершенно верно. Так получилось, что меня рано отдали в детский сад, затем в школу, которую я закончил в 16 лет.

– Подождите, ведь в семинарию принимают только с 18 лет…

-Это правда. Когда я принес документы в канцелярию, там покачали головами, поцокали языками. Но не канцелярия принимала решение о допуске к вступительным экзаменам. Решение принимал ректор семинарии, он же правящий епископ. Перед поступлением самый главный экзамен  – это собеседование с ним. Хотя мы писали и изложение по русскому языку, сдавали знание наизусть  целого ряда молитв,  чтение и понимание церковнославянского языка. Нам открывали псалтырь на любой странице, давали прочесть текст и рассказать о том, что мы поняли. Хотя бы близко к тексту. Это я все прошел, но главным было собеседование.

– А что в себя включало собеседование, почему оно было так важно?

– Каждому поступающему задавались свои вопросы.  В том числе, как абитуриент понимает притчи Иисуса Христа, отрывки из Евангелия. Но самый для меня тревожный вопрос был: «Знаю ли я, что в семинарию принимают с 18 лет и не слишком ли мне будет сложно в столь юном возрасте учиться?» Я ответил, что надеюсь с Божьей помощью справиться. И меня взяли.

– Отец Андрей, а кто Вас готовил по церковнославянскому языку? Не было же тогда специализированной литературы, словарей, даже псалтырь на церковнославянском было купить непросто.

– Моя мама в начале 90-ых годов выписывала какую-то газету про рукоделие. Сейчас бы ее назвали женской газетой или даже журналом, в ней было много страниц. В  каждом газетном номере  была страничка веры, на которой печатались самые азы православия, и был раздел, посвященный церковнославянской азбуке. Так газета и стала для меня первым букварем.  И когда я пришел в храм, я уже немного знал церковнославянский и мог понимать молитвы.

– А как семья приняла Ваше решение получить церковное образование? Ведь 1993 год – это время, когда еще жива была память о Советском Союзе, были еще очень сильны атеистические стереотипы.

– Семья мое решение приняла сложно. Жили мы в поселке городского типа Бачатский Кемеровской области. Родители – обычные советские люди со своим сложившимся мировоззрением. Из всей семьи была в детстве крещена только мама. Но она не была воцерковленной. Мама  очень надеялась, что даже после завершения семинарии я получу светское образование и не стану священником, а папа очень переживал, что я стану монахом. Родителям было тяжело принять мой выбор, но тем не менее  они меня поддерживали.

– В поселке, где Вы жили, был свой православный приход?

– За полгода или за год до того, как мы все покрестились, у нас открылся приход. Он размещался в пятиэтажном доме в помещении, где раньше было ателье. А храма еще не было, и никто не знал, где и когда его начнут строить. В ателье к старым шторам  пришили бумажные иконы – такой вот импровизированный получился иконостас. Там проходили службы.

– В начале 90-ых рухнула советская империя, с экранов лился поток чернухи, были отвергнуты даже самые элементарные морально-нравственные ориентиры, драки стенка на стенку стали обычным делом, так же, как наркотики и прочие искушения. Как в этих условиях Вы приняли решение  идти учиться в семинарию? Откуда вера и убежденность у 16-летнего парня, который еще учился в школе?

– Я с самого детства любил и до сих пор очень люблю читать. В юности много времени проводил в книжном магазине. Мне нравилось там бывать, перебирать книги, находить что-то интересное для себя. Книжные магазины, библиотеки были для меня местом, которые, я думаю, впоследствии заняла Церковь. Господь каждого ведет по-своему, каждого улавливает за что-то свое. Мы ведь принимаем Его образ как ловца. И дар веры как евангельские сети, которые закидывает Господь, и туда попадает много всяких-всяких рыб. Я вот такой один из всяких.

– Книги для Вас были своего рода святилищем, хранителями мудрости и знаний?

– Да, можно и так сказать. Моя душа, лишенная какой-то религиозности, испытывала благоговение перед книгой. Тогда поток самых разных изданий хлынул на книжные прилавки. Чего тогда только не было! Меня интересовали книги по метафизике и тематике. Но как Господь сохранил меня от наркотиков и криминала, так сохранил и от разных оккультно-мистических увлечений. Помню, попала мне в руки «Агни Йога», а тогда учение Рерихов  было очень популярным, но меня эта книга почему-то не зацепила.

– Получается, Господь сам создал для Вас коридор безопасности? Но выбор ведь все равно оставался за Вами…

– Господь меня вел своим путем. Оккультизм меня миновал, как-то прошел мимо. В магазине стали появляться православные книги, в том числе репринт парижского  издания «Закона Божьего» под редакцией Софьи Куломзиной.  Больше всего тогда привлекла тоненькая книжечка избранных мест из «Моей жизни во Христе» Иоанна Кронштадтского. Текст излагался в формате притч и афоризмов, а этот формат очень легко понимается и ложится на ум. Мне, тогда еще некрещеному, книга очень понравилась,  читать ее уходил на природу, к ручью. Вот так через чтение, через гармонию с природой и ее красотой  Господь меня и привел.

– А первого своего священника помните?

– Конечно. Это был отец Симеон Васильев, он меня и крестил. Незадолго до своей кончины он принял монашество с именем  Константин.

– Помните свою первую встречу со Святым Писанием?

– Первое Евангелие мне попало в руки от бабушки, а ей – от баптистов. Помню, как она мне сказала: «Вот, какие-то баптисты мне дали Новый Завет – хочешь, забирай». Я забрал, прочел и захотел прочесть всю Библию. Первую свою Библию купил в газетном ларьке. Мне тогда показалось, что она стоит очень дорого. Время было трудным: талоны, нищета, дикая инфляция. И если бы мне было не 15 лет, то я бы только о хлебе насущном и думал. Как прокормить семью, как заработать побольше.  Наверное, поэтому Господь меня пораньше призвал, пока не обзавелся семьей и мысли о добывании хлеба не поглотили меня.

– Иеромонах Константин помог Вашему духовному развитию?

– Конечно! Он помогал мне, обтесывал мое неофитство, привлекал к реальным делам, чтобы я не только в облаках летал.

– А что искали в храме?

– Для юношеского максимализма свойственны поиски идеала, которому хочется подражать. Тем более, когда все вокруг разваливалось, рушились старые устои, хотелось найти какие-то основы, какой-то стержень, то, что поможет сохранить душу. В прошении, которое я писал епископу,  с просьбой благословить на поступление в семинарию, я указал, что хочу послужить Богу, людям и Родине. Я понимал, что священническое служение невозможно без служения ближним. Еще был уверен, что православие – тот стержень, который поможет Отчизне устоять в самое смутное время.

– Ну, душа за Россию у Вас и сейчас болит, забота о сохранении русскости читается в Вашем служении.

– Для меня Россия немыслима без православия, а православие – без русского человека…

– Вот Вы поступаете на первый курс семинарии. Самый младший семинарист. Дедовщина была? Доставалось от старших по возрасту?

– Нет, что вы! У нас подобрался удивительный коллектив, сложились очень  интересные отношения. Мы были разновозрастные: кто-то пришел из армии, у кого-то за плечами было одно или два высших образования, кто-то пришел после училищ. И из-за того, что мы были очень разными, мы дополняли друг друга, были сплоченными. Как разные кирпичики «Лего» хорошо состыковались в прочный монолит.

– А как складывались отношения с Тобольской молодежью? Непьющий, игнорирующий развлечения, имеющий цель в жизни семинарист должен быть костью в горле для мира, летящего в тартарары.

– А так и было. Городские нас не любили и называли «духами». Нам было неприятно, потому что еще свежи были раны Афганистана, где духами называли душманов. Случались и эксцессы. Преподаватели и воспитатели не рекомендовали нам ходить в одиночку по городу, особенно в вечернее время, чтобы не провоцировать городских. Мы так и делали, но однажды рано утром во двор семинарии ввалились двое пьяных лет 20-ти. То ли они с ночи не протрезвели, то ли с раннего утра начали выпивать… Они начали шуметь и громко кричать: «Духи! Выходите, мы вас бить будем!»  Кричали долго. В ответ из одного окна донесся ленивый бас: «Побойтесь Бога! Нас тут двести человек!»

– И что, испугались?

– Да, испугались и ушли, решив, видимо, что мы реально все можем выйти и дружно проводить их до ворот.

– А со временем в городе отношение к семинаристам менялось?

– Менялось. Есть такое евангельское слово «осаливаться». Христос призывает нас быть светом миру и солью земле. Город осаливался, мало-помалу привыкал к нам. Владыка Димитрий, ректор семинарии, старался, чтобы Церковь присутствовала на всех уровнях жизни города. Он много внимания уделял распространению православной культуры. Если его приглашали на какие-то мероприятия, он брал с собой если не хор, то хотя бы певчую группу. Семинаристами исполнялись не только церковные песнопения, но и народные песни. Когда я учился на третьем курсе, нас стали приглашать и на Масленицу. Со временем  эти концерты, встречи  капля за каплей точили камень, осаливали город…

– Тобольская семинария была открыта после долгих лет запустения только в 1989 году, фактически за четыре года до Вашего поступления.  В каких условиях Вы учились? Ведь за четыре года, не имея подготовленных педагогов, денежных средств, восстановить учебное заведение очень сложно.

– В годы советской власти семинария не работала, свои двери она распахнула только в 1989 году. Тогда, в самом начале 90-ых, считалось хорошим тоном, благородным жестом одарить Церковь зданием или помещением. Это считалось попыткой залечить те раны, которые нанесла Церкви политика воинствующего атеизма. Сегодня любая передача храмов Церкви из государственной или иной собственности немедленно обрастает шумихой, а часто сопровождается и откровенными провокациями.

– Так чем была одарена духовная семинария Тобольска? Почему смеетесь?

-Нашей семинарии посчастливилось (смеется). Где-то в середине 80-ых была расформирована тюрьма Тобольска.  Это была самая настоящая тюрьма, построенная еще до революции, в царское время. С прочными  стенами, коваными решетками. Одну треть тюрьмы передали музею, хозпостройки  сдавали в аренду под гаражи, а еще одну треть передали нашей семинарии. Когда-то тюрьма принимала в свои объятия Федора Михайловича Достоевского, теперь же в ее камерах жили семинаристы. Когда я поступал, классы регентского отделения и столовая располагались в офицерском корпусе, а в казармах охраны проживали абитуриенты. Постепенно Церкви передавали другие здания, а когда окончил обучение, начали строить отдельные корпуса для студентов и поступающих. Со своей будущей супругой Ириной я познакомился в Тобольске:  она обучалась на регентском отделении семинарии. Когда мы поженились, денег на съемное жилье у нас не было, мы жили в отдельной тюремной камере, которая стала нашим первым домом…

– Отец Андрей, если можно,  расскажите о Вашей супруге.

–  Моя супруга, Ирина, – братчанка,  она собиралась поступать в БрГУ. Но именно в то подготовительное лето в Братск приехал игумен Фотий. Сейчас он – епископ Югорский, это север Тюменской области. Родом он из Иркутска, из известного рода Евтихеевых (из шести братьев четверо стали монахами). А тогда отец Фотий был инспектором у нас в семинарии, в Братск он приехал в гости к отцу Павлу (Глазунову), с которым вместе вырос в Иркутске. Моя будущая теща была прихожанкой Свято-Успенского храма в Падуне и, вдохновленная встречей и беседой с отцом Фотием, посоветовала дочери ехать поступать в Тобольскую семинарию. Ирина поехала, поступила на регентское отделение, где готовили руководителей церковных хоров. Мы познакомились и дружили долго, больше года. В 1998 году Ратушнюк Ирина стала Чесноковой, моей женой. Через месяц после регистрации в Тобольске мы обвенчались в моем родном городе Белове. Матушка стала для меня подарком от Господа, опорой в моем служении, подарила мне трех ребятишек. Она побудила меня поступать в Московскую духовную академию, помогает мне во всем.

– Извините, у Вас сейчас глаза счастьем светятся…

– В книге Премудрости Иисуса сына Сирахова сказано: «Счастлив муж доброй жены… Жена добродетельная радует своего мужа, и лета его исполнит миром… Добрая жена – счастливая доля». Это действительно так, я действительно счастлив.

– А учеба в семинарии сводилась только к изучению каких-то предметов, или у семинаристов есть еще послушания?

–  К середине обучения наши наставники уже выяснили, чем каждого из семинаристов наделил Господь, в чем мы преуспевали, а что давалось с трудом. В семинарии было три хора: первый – самый сильный, там занимались те, кто обладал исключительными данными, второй – хор способных, обладающих слухом и голосом, и  третий – те, кто,  не обладая музыкальными талантами, должен  был овладеть хоть какими-то навыками стройного церковного пения. Во время учебы я исполнял певческое послушание, на 5-м курсе был регентом третьего семинарского хора. Было весело, дружно. Некоторые священники, с которыми я служу сейчас, с кем встречаюсь и кого мне посчастливилось наставлять в третьем хоре, до сих пор с теплотой вспоминают то время. Впрочем, как и я.

А еще на 5-м курсе меня привлекли к административной работе и преподавательской деятельности:  я был дежурным помощником инспектора и лектором по Священному Писанию Ветхого Завета. Читал лекции для  3-го и 4-го курсов.  Несмотря на то, что я был самым молодым лектором,  семинаристы между собой меня прозвали «Ветхий».

– Отец Андрей, Вы с нежностью и ностальгией  вспоминаете время в семинарии. А как так получилось, что из Тобольска Вы оказались в Братске?

– В семинарии, как я уже сказал, мне была уготована административная должность секретаря-референта. Для меня, молодого парня, это звучало, как приговор. Преподавать я очень любил – это способствовало углублению собственных знаний. А работать с бумагами, решать какие-то управленческие вопросы был не готов и  старался избежать секретарской  участи. Но Господь меня вел и, как я надеюсь и верю, ведет до сих пор. После окончания семинарии мы с группой семинаристов поехали на освящение храма в Новую Игирму. Там служил игумен Игнатий, брат нашего инспектора. И он попросил, чтобы на освящение храма  приехал хор. Большой хор семинария отправить не смогла, а певческую  группу отправила, в их числе был и я. На освящении увидел Владыку Вадима, отца Павла Глазунова (я с ним уже был знаком), отца Павла Гирева (он служил в Усть-Куте). Меня поразили  отношения между священниками.  Я был этим  очарован.

– А что в них было такого особенного?

– Свобода. Свобода  каждого в единстве целого. Жизнь в семинарии была жестко централизована, там была своего рода теплица, остров безопасности и постоянства для выпускников. Многие, окончив семинарию, оставались в ней служить.  А здесь, в Новой Игирме, я увидел другое, увидел служение священника за пределами теплицы, увидел живое общение с мирянами и братские отношения между священниками. Это меня сильно впечатлило и повлияло на выбор. Сначала я думал вернуться в родные края, потом появилась перспектива преподавательской деятельности в семинарии, но административная работа была мне в тягость. В день, когда я узнал о назначении меня секретарем-референтом ректора, я решил уволиться и уехать в Братск. Практически сбежал от своей административной должности. Как Иона, который очень не решался идти в Ниневию и побежал в Фарсис от лица Господня…

– Но от Бога не скрыться, и Ионе все-таки пришлось выполнить Божью волю.

– Господь дважды взывал к Ионе с просьбой идти в Ниневию. Так было и со мной. Первый раз я сбежал из Тобольска в Иркутск, а затем в Братск. Но  через двенадцать лет благоденствия  должность секретаря, теперь уже в новообразованной Братской епархии, меня все же настигла. Несмотря на мою ненависть к бумажной работе, мне пришлось ею заниматься. Поэтому, когда Владыка Максимилиан, спустя некоторое время, освободил меня от этого послушания, я был очень рад.

–  Вы  приехали из Тобольска прямиком в Иркутск. И как сложилась Ваша жизнь на новом месте, где состоялось Ваше рукоположение?

– Владыка Вадим встретил меня очень тепло, по-отечески, я до сих пор питаю к нему сыновние чувства. 10 декабря 1998 года в Знаменском кафедральном соборе Иркутска я был посвящен в сан диакона, а уже  в праздник Рождества Христова 1999 года рукоположен в священника. Владыка Вадим дал мне свободу выбора, до сих пор для меня это, как акт доверия и любви. Я сам мог выбрать место своего служения, чего обычно не бывает. Но я не стал проситься в Иркутск, так как уже выбрал Братск, и был направлен клириком в храм Андрея Рублева. Там я начинал свое служение, одновременно являясь вторым учителем Закона Божия в Православной гимназии. В декабре 2000 года был командирован для пастырского окормления в Спасо-Преображенский приход поселка Гидростроитель. Через какое-то время Владыка Вадим сказал, что я должен больше уделять внимания приходу Рождества Христова, и  теперь я служу здесь.

Перейти к фотоальбому