2 сентября 2020 года исполняется 30 лет со дня возвращения в Иркутск мощей святителя Иннокентия (Кульчицкого), I епископа Иркутского. В этот знаменательный для всех сибиряков, особенно иркутян, день мы публикуем известные воспоминания участника событий возвращения мощей протоиерея Александра Белого-Круглякова, чтобы еще раз благоговейно и благодарно вспомнить, как это было.

«После празднования 1000-летия Крещения Руси наступило время, когда множество людей ринулись в церковь. Пришли новые времена. Многие еще не подозревали, какие трудности принесет с собой долгожданная «свобода». Но идеологические заторы на пути к Церкви были уже смыты, и народ пошел креститься. В последний месяц лета 1990 года в Крестовоздвиженской церкви Иркутска крестины совершались ежедневно. В воскресные дни число крещаемых переваливало за сотню. Вместе с крещаемыми, естественно, приходили крестные родители, родственники и просто друзья. В жаркие летние дни это было настоящим испытанием и для тех, кто крестился, и для священника, уходившего после совершения Таинства в насквозь мокром подряснике. Как-то в одно из этих августовских воскресений крещение было отменено, так через неделю вместо ста крещаемых пришли двести. Усталость становилась привычным состоянием и поэтому ожидавшееся рождение дочери было не просто причиной естественной в таких случаях радости, но и надеждой на отпуск.

Двадцатого августа у нас появился третий ребенок. Я жил тогда в епархиальной гостинице при Иркутском Знаменском кафедральном соборе — служебного жилья для священнослужителей в Иркутске всегда не хватало, а пока квартирный вопрос решался, матушка моя находилась у родителей в другом городе, где и родилась Маша. Обстоятельство казалось мне вполне убедительным, чтобы отпроситься домой. Епископ, выслушав меня и поздравив с рождением дочери, объявил, что отпуск будет позже, а сейчас есть важное дело. Я не ожидал отказа и был огорчен, но только до тех пор, пока не узнал причину, по которой отпуск отменялся. Она, эта Причина, была настолько неожиданна и значительна, что не оставляла места разочарованию. Нас с отцом Сергием Кузнецовым отправляли в Ярославль получить и доставить в Иркутск мощи святителя Иннокентия Иркутского Чудотворца.

Святитель Иннокентий был первым Иркутским епископом. Собственно, с него и начала свое историческое бытие Иркутская епархия. Это был удивительный человек, за короткий срок отпущенных ему лет испытавший столько, что хватило бы на несколько долгих жизней. Следы его подвигов остались и в Киеве, и в двух российских столицах, и в Монголии, и на огромных просторах Прибайкалья. После блаженной кончины Владыки, наступившей в 1731 году, у его гробницы начались бесчисленные чудеса. По прошествии нескольких десятилетий, ввиду очевидных фактов и по многочисленным просьбам жителей Иркутска, святитель Иннокентий был причислен к лику святых. Неисчислимое количество паломников приходило к раке с нетленными мощами Иркутского Угодника, неся к нему свои беды, болезни и испрашивая молитвенного заступничества.

Все прекратилось вскоре после революции. Большевики изъяли нетленное тело Иннокентия и увезли в неизвестном направлении. Перед тем как святыня покинула Иркутск, комиссары сделали опись мощей. Опись производилась весьма тщательно, наподобие судебно- медицинской экспертизы. Можно представить себе недоумение воинствующих атеистов, которые описывали нетленное тело человека,умершего почти двести лет назад. Степень растерянности присутствующих отражает употребленный в составленном документе термин «нечто». Этот документ сыграл важную роль в истории возвращения мощей.

В новейшие времена, благодаря усилиям двух архиереев — архиепископа Хризостома (ныне заштатный митрополит Виленской и Литовской епархии) и епископа Вадима (тогда епископа Иркутского и Ангарского, ныне — митрополита Ярославского и Ростовского), а также сотрудника Иркутского исторического музея Олега Бычкова и сотрудницы Ярославского музея Елены Акиндиновой, мощи были найдены. Оказалось, что в тридцатые годы они (мощи) проделали дальний путь. Сначала в Москву, а затем — в Ярославль… в музей атеизма!

Вернуть святыню Церкви было непросто. Государственная система, хотя уже и с «пробуксовкой», но все же сопротивлялась. Последним из аргументов госчиновников было утверждение, что мощи — не Иннокентия, а какого-нибудь другого святого. Вот здесь и пригодилась опись, которую оставили большевики. При сличении документа с найденным телом сомнениям не оставалось места.

Снабдив нас всем необходимым, Владыка предупредил, что встреча мощей в Иркутске будет торжественной и поэтому святителя Иннокентия необходимо привезти, хоть и во временной, но достойной святыни раке.

Самолет доставил нас из Иркутска в столицу, откуда поездом мы прибыли в Ярославль. В епархиальное управление Ярославской епархии добрались к вечеру. Владыки Платона уже не было, и нас довольно холодно и безучастно встретил канцелярский работник. Как выяснилось, ночевать негде и надо ждать до утра, когда придет архиерей. Это обстоятельство расстроило нас, но тогда мы еще не знали, что впереди ждут гораздо более неприятные неожиданности. Видя нашу растерянность, епархиальный шофер посоветовал позвонить в Толгский монастырь. Трубку подняла игуменья Варвара, которая любезно предложила приехать в обитель и, более того, пообещала любую возможную помощь.

Толгский женский монастырь располагается в очень красивом предместье Ярославля. Незадолго до описываемых событий монастырь занял свою историческую территорию после многих лет пребывания на ней детской колонии. Населяли его в основном молодые инокини и послушницы. Это было удивительно, так как работы по восстановлению принадлежавших монастырю храмов и содержанию хозяйства были весьма тяжелые. Действовал только Спасский храм, который до революции был больничным и имел низкие потолки. Стены остальных полуразрушенных храмов были «расписаны» малолетними преступниками, с самого детства получавшими от государства атеистическую прививку. Главным входом на территорию служили доставшиеся от колонии железные ворота с колючей проволокой, которые с шумом отъезжали при необходимости пропустить машину…

Мы попали на вечернее богослужение, возглавляемое духовником монастыря игуменом Евстафием (ныне архиепископ Читинский и Краснокаменский*). Нас пригласили в алтарь, и после короткой беседы стало понятно, что отец Евстафий в курсе нашего вопроса и здесь мы найдем участие и посильную помощь. В храме стояла рака с недавно обретенными мощами известного христианского подвижника и писателя святителя Игнатия Брянчанинова. До этого же мощи святителя Игнатия какое-то время находились в буковом гробу. После перемещения святыни в специально изготовленную раку, буковый гроб остался свободным. Его нам и предложили в качестве временного пристанища останков Владыки Иннокентия. Для того чтобы забрать из музея мощи, необходимо было оформить соответствующие документы.

На следующий день, по совершении Божественной литургии, мы с игуменом отправились к уполномоченному по делам религии при Ярославском облисполкоме.

Имелись в советском прошлом при областных администрациях такие должности, их занимали отнюдь не штатские граждане, хотя и в штатской одежде.

В атеистическом государстве они были призваны контролировать все, что происходит в Церкви, а при случае могли ничтоже сумняшеся вмешиваться в церковную жизнь. Например, чтобы иметь возможность служить на приходе, священник должен был получить разрешение — справку, которую выдавал уполномоченный. Для этого надо было прийти на собеседование в облисполком, где священника могли спросить, например: «Как вы относитесь к Великой Октябрьской социалистической революции?» Батюшка отвечал, допустим, так: «Как к свершившемуся факту истории», далее шел ряд других провокационных вопросов. Но в описываемое нами время многое менялось, и случалось, бывшие уполномоченные по делам религии становились искренне верующими людьми.

Ярославский уполномоченный принял нас очень корректно, даже показалось, приветливо. Вскружившая голову всему обществу «свобода слова» опьяняла тогда многих, и кто-то из нас без обиняков поинтересовался, в каком он звании. Смутившись, тот после некоторой паузы ответил: «Подполковник».

Документы необходимо было ждать, и уполномоченный по делам религии предложил нам посетить мемориал жертвам контрреволюции, но вместо «контрреволюции» ошибочно произнес «революции». Отец Сергий тут же и переспросил его — кто же там похоронен? Уполномоченный еще больше смутился. Мемориал мы посещать не стали, а зашли в удивительно красивый собор Илии Пророка, расположенный на площади, прямо напротив администрации. Собор превратили в музей, и, слава Богу, это спасло его от сноса.

Документы нам выдали только к вечеру, поэтому было решено ехать за святыней на следующий день. На прощание подполковник в штатском посоветовал прикасаться к мощам осторожно, чтобы они «не рассыпались», но отец Сергий сразу же назвал такое предположение ложью. К этому мне еще придется вернуться в своем рассказе.

На другой день, после литургии, на монастырском «рафике» мы отправились в музей атеизма, расположившийся в храме Николы Надеина. Этот небольшой, красивый каменный храм в честь Святителя Николая Чудотворца расположен в центре Ярославля и буквально задавлен со всех сторон сталинскими многоэтажками. Храм был будто в плену у этих зданий. Служб не велось, звонить в колокола запрещалось. Название «Надеина» храм принял от фамилии жертвователя, на средства которого был возведен.

Конечно, с одной стороны, размещение музея атеизма в храме оскорбительно для верующего человека, но с другой — подобные казусы давали возможность храмам не быть разрушенными и дождаться своего возвращения Церкви. С большим волнением мы входили в храм. Женщины, работницы музея, ознакомившись с представленными документами, рассказали, что интересующий нас «предмет» находится в запаснике музея, в северном приделе храма.

С еще большим волнением вошли в северный придел. Что такое музейный запасник? Не всегда, но часто — это место, где царят пыль и полумрак. Среди экспонатов, которые по чьему-то разумению были признаны ненужными или второстепенными, в запыленной стеклянной витрине с выбитой сверху шибиной лежало прикрытое какой-то бумагой, абсолютно целое тело удивительного человека — святителя Иннокентия Иркутского Чудотворца! В торце витрины находилась надпись: «Мумифицированный труп человека». Волнение достигло такого накала, что мы стояли какое-то время, не смея прикоснуться к витрине. Попросили разрешения отслужить молебен. Нам позволили, по всему было видно, что наше состояние постепенно передается работникам музея. Облачились, потихоньку запели. К концу молебна осмелели и подняли витрину на плечи. Продолжая петь, двинулись к выходу. Ощущение торжественности и величия происходящего было непередаваемым. В это время одна из работниц музея неожиданно для всех взбежала на колокольню. И, когда процессия выходила из храма, тишину микрорайона разорвал набат. Я не считаю себя человеком сентиментальным, но тогда невольно на глаза наворачивались слезы. Колокольный звон как будто брал реванш за все годы вынужденного молчания. Люди выглядывали из окон.

Всю дорогу, пока «рафик» ехал в Толгский монастырь, не прекращался молебен. Встречать святителя Иннокентия вышли все насельницы, за исключением тех, чьи послушания не позволяли отлучиться. Микроавтобус остановился у главных ворот, и крестный ход двинулся в Спасов храм, где при стечении монастырского люда молебен дослужили до конца. Никто не хотел уходить, мощи как будто притягивали к себе. К тому же, оказалось, что в храме волею судеб Божиих встретились два святителя — Иннокентий и Игнатий. К общему удивлению, у кого-то из монахинь нашлась иконка Иркутского Чудотворца, ее приставили к витрине.

Посовещавшись, решили витрину вымыть, мощи очистить от пыли. Впоследствии их облачили в архиерейскую мантию, подаренную Владыкой Платоном. Для снятия пыли была приобретена большая художественная кисть. Эта работа была поручена мне. Поэтому как человек, прошедший кистью сантиметр за сантиметром по поверхности мощей, со всею ответственностью могу сказать, что тело святителя Иннокентия совершенно нетленно. Кожный покров принял коричневый цвет и покрылся кракелюром — тонкой паутиной трещинок, как на древних полотнах. На одном из пальцев не хватало фаланги, что было отражено в первоначальной описи. Обычно на иконах святитель Иннокентий изображается со слегка искривленным носом — это соответствует реальному облику Владыки. Когда пришлось осторожно приподнять тело, стало очевидным, что вопреки предостережениям уполномоченного, оно не может рассыпаться и, скорее всего, сохранится до Второго Пришествия Христова. В одну из следующих встреч с подполковником мы спросили о надписи про «мумифицированный труп». Он, конечно, знал, что Церковь никогда не занималась мумификацией, но имел свое представление об этом процессе. Якобы, иногда захороненное тело попадает в условия, способствующие его сохранению. Особенно часто это случается при захоронении в мерзлоту. Однако при извлечении останков из благоприятной среды процесс разложения всегда происходит прямо на глазах. Видимо, поэтому нас предостерегали от неосторожных прикосновений. Но, во-первых, святитель Иннокентий никогда не был захоронен в привычном понимании этого слова, его освященное святой жизнью подвижника тело помещалось в склепе под храмом. Во-вторых, благодаря усилиям большевиков, останки Святителя много раз меняли климатические зоны, и ни одна из них не изменила состояние мощей.

Уже упоминавшуюся буковую гробницу отшлифовали, она приняла красивый розовый «в крапинку» цвет. Внутренность отделали привезенной из Иркутска парчой.

Пока шли наши мытарства, к Иннокентию не прекращался поток желающих его молитвенной помощи. А мытарства заключались в следующем. Чтобы перевезти мощи в Иркутск, железнодорожные власти требовали справку санэпидстанции и цинковый гроб! То обстоятельство, что по имеющимся документам человек отошел ко Господу в XVIII веке, никого из чиновников не смущало. Не помогло обращение и в вышестоящие инстанции, все разводили руками: дескать, такая инструкция. Конечно, подобные требования были неприемлемы не только по религиозным мотивам, но и потому, что в Иркутске готовилась торжественная встреча не цинкового гроба, а святого Чудотворца в подобающей раке. Обратились в авиационные перевозки — та же история. Ездили в Москву к авиационным властям — бесполезно. Боясь, что наша поездка затягивается, отправил матушке телеграмму: «Нахожусь мощами в Ярославле». Мой тесть, тогда человек совсем не церковный, вручая ее матушке, сказал: «Тебе телеграмма» и после некоторой паузы добавил: «От мощей…»

Все это время, пытаясь решить проблему, мы советовались по телефону с Владыкой Вадимом. В конце концов, придумали следующее. Когда иркутский скорый поезд «Байкал» направлялся в Москву, на вокзале Ярославля мы встретились с начальником поезда. В двух словах, без подробностей объяснили, что нам необходимо перевезти в Иркутск некую древнюю святыню, имеющую большие размеры.

Вид священнослужителей, видимо, внушил доверие бригадиру. Он предложил нам приобрести билеты в последний вагон обратного поезда, тогда последний тамбур будет в нашем распоряжении. Таким образом, необходимо было только дождаться, когда поезд дойдет до Москвы и, развернувшись, отправится назад в Иркутск.

Но в Москву «Байкал» не пришел. Как только поезд отъехал от Ярославля, на дороге перед ним произошла крупная авария: товарный состав сошел с рельсов и шесть вагонов ушли под откос. К счастью, никто не пострадал, но движение остановилось надолго. Ничего не подозревая, мы готовились к отъезду. Фирменный поезд «Москва — Иркутск» должен был проходить через Ярославль ночью. Купили билеты, вечером служили последний молебен в Толгской обители, тепло попрощались с братией и насельницами и на монастырском «рафике» — к вокзалу. Потянулись долгие минуты ожидания, которые плавно перерастали в часы. Поезд опаздывал, но никакой информации добиться было невозможно.

Через несколько часов объявили прибытие. Держа гробницу на руках, в сопровождении игумена Евстафия и кое-кого из монастырской братии, вышли на перрон к предполагаемой остановке последнего вагона. К вокзалу медленно подползал грязный, побитый, ужасного вида поезд, ничего общего с нашим голубеньким фирменным «Байкалом» не имевший. Мы решили, что это ошибка, что «Байкал» подадут на другой путь или следом за этим «монстром». При этом — ночь и полное молчание диспетчера…

Беда заключалась в том, что из Москвы в Иркутск вместо «Байкала» отправили другой поезд. Причем поездом этим оказался полуживой, многострадальный экспресс «Дружба» «Москва — Ереван». Этот поезд по дороге из Москвы в солнечную столицу Армении проходил по территории Грузии. Рост национального самосознания, охвативший все бывшие союзные республики, приводил к тому, что «Дружбу» не раз побивали каменьями на просторах Кавказа. Это усугубило состояние одного из южных поездов, и без того печально известных своей неопрятностью.

Из вагонов выглядывали заспанные, давно не бритые проводники кавказской наружности. Они, конечно, были недовольны, что приходится ехать в Сибирь. Мы стояли в недоумении. Наверное, не меньшее недоумение вид священнослужителей с «гробом» вызвал и у проводника последнего вагона. Наконец, поезд тронулся, и в этот момент интуитивно пришло ощущение, что происходит какая-то ошибка. Мы с гробницей отчаянно бросились за поездом, при этом крича: «Святителю отче Иннокентие, моли Бога о нас!» Наблюдавший за этой необычной картиной проводник сорвал стоп-кран. Далее началось что-то невероятное. Мы самовольно открыли последний тамбур, постелили приготовленные заранее два новеньких матраца и уложили на них раку с мощами. Проводник пытался нам помешать, кричал, что его уволят, спрашивал, кто будет отвечать за провоз «мертвеца» и, указывая на гробницу, страшным шепотом восклицал: «Он же запахнет!..» Проводника отталкивали, а нас садили в вагон, причем происходило все это очень быстро. Отец Сергий заявил, что всю ответственность берет на себя и подкрепил заявление сотней рублей. Проблема исчезла. Уже в вагоне, когда поезд тронулся, проводнику спокойно все объяснили. Он понял. Более того, по его дальнейшему поведению чувствовался даже благоговейный страх перед «странным» грузом.

Наш поезд недалеко отъехал от Ярославля. Впереди на дороге происходит крушение — и вновь товарняк уходит под откос, и вновь злополучные шесть вагонов, и вновь, к счастью, никто не пострадал. Такое совпадение до сих пор кажется необъяснимым. Позже кое-кто высказывал предположение о происках КГБ, но мне думается, что это плод тогдашней моды — все списывать на «органы». Скорее всего, возвращению Святыни противились силы гораздо более опасные, и к тому же — невидимые. Те, о которых апостол Павел писал: «Наша брань не против крови и плоти, но против… духов злобы поднебесных» (Ефес. 6:12). Отец Сергий выразил в словах наше общее ощущение — не поезд везет мощи, а мощи везут поезд.

В результате аварии, немалое отставание скорого поезда увеличилось до 12 часов. Но на территорию Иркутской области поезд прибыл вовремя и был задержан (как говорили знающие люди) распоряжением местных властей. В Иркутск мы должны были прибыть в воскресенье утром, а прибыли только к ночи. Всю дорогу следили за положением раки, ведь поезд — не самолет, и тряска в нем бывает немалая. Незадолго до прибытия отцу Сергию стало плохо с сердцем, что добавило переживаний.

А в Иркутске собравшийся утром на вокзале народ простоял до вечера. Конечно, к ночи остались самые стойкие. Вызывает удивление тот факт, что в течение всего дня вокзальные власти не давали сведений о задержке. В этом случае, может быть, и сказалось вмешательство властей, смущенных ростом религиозных чувств у населения. Почти в полночь поезд остановился на станции Иркутск-Пассажирский. Раку осторожно вынимаем из тамбура. На пыльном перроне Владыка Вадим кладет земной поклон своему далекому предшественнику по Иркутской кафедре. Здесь же краткий молебен — и все направляются в епархию. Гробница едет в Знаменский собор на небольшом автобусе, а священнослужителям необходимо добраться в храм раньше, чтобы участвовать во встрече.

Мы быстро направляемся к архиерейской «Волге», по дороге кратко рассказываем Владыке о происшедших искушениях. В тот момент, когда я стоял у левой задней двери архиерейской «Волги», мимо промчался мотоцикл с двумя седоками. Тот, что сидит сзади, хватается за цепь моего священнического креста и изо всех сил рвет. При этом мотоцикл дает газу, и хулиганы исчезают. Все произошло так быстро и неожиданно, что я даже испугаться не успел.

Цепь порвалась и осталась в руках мотоциклиста, но крест упал на асфальт и хранится у меня до сих пор. Очевидно, преступники в дальнейшем были немало разочарованы, обнаружив, что цепь отнюдь не серебряная. Отец Сергий, который все видел, сказал, что это, видимо, последнее искушение, связанное с описываемой историей. Мне пообещали выдать новый крест.

В Знаменском соборе святителя Иннокентия встречали крестным ходом и колокольным звоном. При большом стечении народа с горящими свечами в руках, раку обнесли вокруг храма и внесли в главный придел, где она находится и поныне. Епископ Вадим с нескрываемым волнением говорил проповедь. Святитель Иннокентий волею судеб Божиих оказался на Иркутской земле в то время, когда здесь царили жестокие и дикие нравы. Видимо, нынешние нравы не лучше, и святому Иннокентию пришлось вернуться.

«Память праведника с похвалами», говорит нам Священное Писание. И действительно, многие в недавнем прошлом были провозглашены «великими» и «вечно живыми», но память о них постепенно стирается. А угодники Божии, куда бы их ни прятали, остаются немеркнущими звездами на нашем небосклоне.

Живым свидетелем этому была схимонахиня Гавриила, которая до самой кончины просидела на инвалидной коляске у раки с мощами святителя Иннокентия. В своей далекой юности она была свидетелем их конфискации, и на ее глазах Иннокентий вернулся».

Перейти в фотоальбом

По материалам пресс-службы Иркутской епархии